– Тяжелые времена, верно? – сказал он. – Ох, тяжелые!
– Будет еще тяжелее, – почти весело откликнулся Шевек. – Ну, как в институте дела?
– Плохо, плохо. – Сабул покачал седеющей головой. – А чистой науке, интеллектуалам особенно сложно.
– А что, когда-нибудь было легко?
Сабул как-то неестественно засмеялся и промолчал.
– Что-нибудь интересное для нас с Урраса привозили? Я ведь все лето на юге проработал. – Шевек, как всегда, расчистил себе местечко на скамье, заваленной бумагами, и сел, положив ногу на ногу. Он умудрился загореть почти дочерна, а борода, наоборот, выгорела и стала почти серебристой. Выглядел он хорошо – худой, крепкий, жилистый и в сравнении с Сабулом непростительно молодой. И оба прекрасно это почувствовали.
– Нет, ничего интересного не было.
– И никаких рецензий на «Принципы»?
– Нет. – Тон Сабула стал ворчливым, что было куда более естественно для него.
– Писем тоже не было?
– Нет.
– Странно.
– А что здесь странного? Может, ты ожидал, что тебя пригласят читать лекции в Университете Йе Юн? Или присудят премию Сео Оен?
– Я ожидал исключительно рецензий и откликов. Времени для их написания было достаточно. – Он говорил совершенно спокойно, но Сабул, не дослушав его, поспешил заметить:
– Вряд ли. Рановато еще для рецензий.
Помолчали.
– Ты должен понять, Шевек: твоя убежденность в собственной правоте – еще не оправдание. Ты очень много трудился над этой книгой, я знаю. Я тоже немало потрудился, издавая ее, пытаясь разъяснить, что это не просто безответственная атака на классическую физику, но теория, имеющая свои положительные аспекты. Но если бо?льшая часть ученых не видят в твоей работе ничего ценного, то тебе, видимо, придется пересмотреть свои взгляды и убеждения и постараться найти, где же был совершен просчет. Если твоя теория ничего не значит для других, то какой от нее прок? Какова ее функция в обществе?
– Я физик, я не занимаюсь анализом общественных функций, – беззлобно заметил Шевек.
– Каждый одониец должен уметь анализировать функциональность той или иной вещи, теории или явления. Тебе ведь уже тридцать, верно? К этому возрасту человек обязан знать не только свои обязанности по отношению к конкретной семейной ячейке, но и по отношению ко всему обществу, свою оптимальную роль в социальном организме. Хотя ты, ученый-теоретик, возможно, не обязан столь же сильно задумываться над этим, как бо?льшая часть людей…
– Нет, должен. С тех пор как мне исполнилось десять, я твердо знаю, какую именно работу я должен делать, какую функцию в обществе выполнять.
– Это в тебе играет детство, Шевек. Мало ли что тебе хотелось бы делать! Это далеко не всегда является тем, что нужно обществу.
– Мне тридцать лет, как вы справедливо заметили. До-вольно-таки много, чтобы детство продолжало «играть во мне».
– Ты рос в неестественно защищенных, тепличных условиях. Сперва с тобой носились в Региональном институте, потом…
– В пустыне Даст, на работах по озеленению побережья; потом на различных сельскохозяйственных работах, в добровольческих строительных отрядах Аббеная и только что на юге, где я несколько месяцев задыхался в пыли. Что ж, это нормально. Кстати, мне физическая работа всегда даже нравилась. Но я, между прочим, еще и неплохой физик. Однако к чему, собственно, все эти речи?
Поскольку Сабул не отвечал, глядя на него из-под своих тяжелых, каких-то маслянистых бровей, Шевек прибавил, помолчав:
– Вы могли бы все сказать мне прямо, все равно воздействие на мое «общественное сознание» в данном случае совершенно бесполезно.
– Ты считаешь работу, которую выполнял здесь, функциональной?
– Да. «Чем более в организме организованности, тем более централизованным он становится: централизованность в данном случае подразумевает область высокой функциональности». Это из Толкового словаря Томара. Поскольку физика времени стремится организовать и объединить в единую систему все доступное восприятию человеческого разума, то она по определению представляет собой в высшей степени централизующую функциональную деятельность.
– Но не дает хлеба голодным.
– Я только что шестьдесят дней вполне конкретно, физически, в поте лица работал, чтобы они этот хлеб получили. Когда меня снова призовут на подобную работу, я буду ее выполнять беспрекословно. А между тем стану заниматься своим основным ремеслом. Если в области физики еще остались, как я надеюсь, какие-то нерешенные задачи, то я имею полное право попытаться решить их.
– И все-таки придется тебе посмотреть правде в глаза: в данный момент нет ни малейшей необходимости решать какие бы то ни было нерешенные
