собственным черепом. Оно подошло и шарахнуло его по башке каким-то тупым предметом. Так неужто он даже краем глаза не уловил ни единой детали?
– И кого же он должен был увидеть, Харфекс? – вкрадчиво спросила Томико, но хайнец не услышал в ее интонации скрытого намека.
Скорей всего, он даже мысли не допускал о подобном. Боятся всегда чужаков. Убийцей может оказаться любой иностранец, иноземец, просто чужой – но никак не один из нас. Во мне – любимом и прекрасном – зла нет!
– Первый удар сбил его с ног и лишил сознания, – терпеливо объяснила Томико. – Осден ничего не видел. Но когда пришел в себя один-одинешенек в лесу, то ощутил жуткий страх. И то был не его собственный страх – а воспринятый им эмпатически от кого-то еще. В этом он полностью уверен. И абсолютно уверен, что тот страх не исходил ни от одного из нас. Таким образом, это служит прямым доказательством, что далеко не все растения здесь бесчувственны.
– Хочешь запугать меня, Хайто, – мрачно пробурчал Харфекс. – Я только не понимаю, зачем тебе это надо.
Он встал, давая понять, что разговор закончен, и, ссутулившись, словно ему было не сорок лет, а по меньшей мере восемьдесят, побрел к своему лабораторному столу.
Томико оглядела остальных и ощутила, как растет их отчаяние. Ее едва возникшее, еще такое хрупкое, но уже такое глубокое взаимопонимание с Осденом помогало ей удерживаться на краю безумия и придавало сил. Но как же другие? Если уж Харфекс начал терять голову, чего ждать от остальных? Порлок и Эсквана заперлись в своих комнатах, остальные пока работали или, по крайней мере, старались себя чем-нибудь занять. И все же в их поведении было что-то неестественное. Сначала координатор не понимала, что же ее насторожило, но потом заметила, что все выбрали себе места так, чтобы иметь возможность наблюдать за лесом. Оллероо, игравшая с Аснанифоилом в шахматы, сидела к окну спиной, но и она, постоянно понемножку передвигая свой стул, вскоре оказалась сидящей бок о бок со своим партнером.
Томико тихонько подошла к Маннону, исследовавшему какой-то паукообразный бурый корень, и предложила ему решить эту маленькую психологическую шараду. Он мгновенно уловил суть вопроса и ответил с непривычным для него лаконизмом:
– Держать врага в поле зрения.
– Какого такого врага? А ты-то сам что чувствуешь, Маннон? – Она уцепилась за соломинку надежды, что там, где биолог потерпел поражение, может разобраться психолог.
– Я лично чувствую тревогу, причем отовсюду. Но я не эмпат. Мою тревогу можно в равной мере объяснить как стрессовым состоянием, являющимся естественной реакцией на нападение на члена нашей команды, так и стрессом более широкого профиля, вызванным нахождением в чужом мире и близостью того, что мы называем лесом, – хотя на самом деле это не более чем весьма приблизительная метафора.
Несколько часов спустя Томико была разбужена среди ночи воплями Осдена, которого мучили кошмары. Маннон дал ему успокоительное, и она снова почти мгновенно погрузилась в собственные дебри снов и блуждала по ним без дорог до самого утра. А утром Эсквана не проснулся. Его не разбудила даже лошадиная доза стимулятора. Он спрятался в свой сон, как улитка в раковину, будучи не в силах больше переносить напряжение бодрствования, и теперь лежал в позе эмбриона, засунув большой палец в рот, – безучастный ко всему окружающему миру.
– Прошло два дня, и двое выбыло. Десять негритят, девять негритят… – бормотал, не обращаясь ни к кому, Порлок.
– А следующим негритенком будешь ты! – взорвалась Дженни Чонг. – Сделай-ка себе анализ мочи, Порлок.
– Он скоро доведет нас всех до полного сумасшествия, – вскочил тот, размахивая руками. – Неужели вы этого не видите? Вы что, все оглохли и ослепли? Неужели вы не чувствуете эманации, которыми он на нас воздействует? Вы только прислушайтесь, ощутите, что изливается на нас из его комнаты, из его гнилых мозгов! Он нас всех сведет с ума! Мы рехнемся от страха!
– Ты это о ком? – пробасил, возвышаясь огромной волосатой горой над щуплым землянином, Аснанифоил.
– А что, тебе еще имя нужно называть? Да пожалуйста: Осден! Осден! Осден! А почему, ты думаешь, я пытался его убить? Это была самозащита! Я должен был спасти нас всех! Потому что вы ни черта не видите и не понимаете, что он нам готовит! Сначала он саботировал экспедицию тем, что повсюду заводил свары, чтобы нас перессорить, но этого ему показалось мало, и он стал отравлять нас страхом. Он генерирует его так мощно, что мы уже не можем ни спать, ни думать… Как огромное радио, которое, не издавая ни звука, все работает и работает… И никому не дает ни заснуть, ни услышать свои мысли. Хайто и Харфекса он уже полностью подчинил себе, но остальных-то можно еще спасти! Я должен был попытаться! Кто, как не я?!
– Не очень-то это у тебя получилось, – сухо заметил появившийся в дверях своей каюты полуголый, похожий на скелет Осден. – Я и то смог бы ударить сильнее. Да черт возьми, поверьте мне наконец, это не я пугаю вас до полусмерти, Порлок! Это идет оттуда, из лесу!
Тот бросился на Осдена с явным намерением придушить, но Аснанифоил поймал Порлока за шиворот и придерживал все то время, которое понадобилось Маннону, чтобы сделать успокоительный укол. Но пока его уводили, Порлок продолжал кричать что-то бессвязное о гигантских радиостанциях. Через несколько минут лекарство оказало свое действие, и Порлока уложили рядышком с Эскваной.
– С ним порядок, – облегченно вздохнул Харфекс. – А теперь, Осден, может, ты все же расскажешь нам, что знаешь? Причем желательно все.
– Но я ничего не знаю, – ответил Осден.
Он еле держался на ногах, и Томико поспешила усадить его в шезлонг.
