причудливыми узорами, одеты они в тонкие танцевальные костюмы с искусственными красными перьями. Один из солдат смотрит в мою сторону, смеется и расширяет остекленевшие глаза.
— Из какого ты клуба, красотка? — небрежно говорит он. — Не помню, чтобы видел тебя здесь раньше.
Он протягивает руку, чтобы обнять меня за талию, но Дэй быстро перехватывает ее и грубо отталкивает прочь.
— Не прикасайся к ней. — Дэй улыбается и подмигивает солдату, стараясь сохранить беззаботный вид, но предупреждение во взгляде и голосе заставляет солдата отступить. Он смотрит на нас, бормочет что-то себе под нос и, шатаясь, уходит прочь.
Я пытаюсь подражать тем двум девушкам, хихикаю и отбрасываю волосы рукой назад.
— В следующий раз, просто не обращай внимания, — шепчу я Дэю на ухо, делая вид, что целую его в щеку, как своего самого лучшего клиента. — Последнее, что нам нужно — это драка.
— Что? — Дэй пожимает плечами и продолжает идти, прихрамывая на больную ногу. — Это было бы довольно жалкое зрелище. Он едва на ногах держится.
Я отрицательно качаю головой и решаю делать вид, что не заметила его иронии.
Мимо нас проходит третья группа изрядно выпивших солдат. (Семь курсантов, два лейтенанта, золотые повязки со знаками почёта Дакоты, а это значит, что они только что прибыли с севера и еще не успели сменить повязки на фронтовые.) Они обнимают идущих рядом девушек из клуба Белладжио — на шеях блестящие чокеры и татуировки на руках. Казармы этих солдаты, вероятно, расположены где-то рядом с клубами.
Я снова смотрю на свой костюм. Мы украли его из раздевалки Солнечного Дворца. С виду я выгляжу так же, как и все остальные «спутницы». Золотые цепочки и побрякушки на талии и лодыжках. Перья и золотые ленты вплетены в мои ярко-алые (покрашенные) волосы, заплетенные в косы. На глазах дымчатые тени с блестками. Устрашающая татуировка феникса, переходящая со щеки на веко. Красная шелковая кофта оставляет руки и талию открытой, а на ногах высокие сапоги со шнуровкой.
Но есть на моем костюме кое-что, ничего нет у других девушек.
Цепочка с тринадцатью маленькими зеркальцами. Они частично скрыты среди других украшений на лодыжке и издалека кажется, что это очередная побрякушка. Совершенно незапоминающаяся вещица. Но каждый раз, когда эта цепочка попадает под свет уличных фонарей, каждое зеркальце начинает сверкать. Тринадцать— неофициальное число Патриотов. Это наш сигнал для них. Я уверена, что они постоянно наблюдают за главной улицей Вегаса, так что рано или поздно они заметят сигнал, а в нас узнают ту самую пару, которой они помогли в Лос-Анджелесе.
Из Информщита слышатся какие-то помехи. Скоро снова должны начать передавать клятву по громкоговорителю. В отличие от Лос-Анджелеса, в Вегасе транслируют клятву пять раз в день — со всех Информщитов пропадают все рекламные объявления и высвечиваются фотографии Электора Примо, а затем произносится клятва: Я клянусь в верности флагу великой Республике Америки, нашему Электору Примо, нашему славному государству, союзу против Колоний в нашей грядущей победе!
Не так давно, я сама повторяла эту клятву каждое утро и после обеда, с восхищением, как и любой, кто полон решимости удержать восточное побережье и отобрать у Колоний наше драгоценное западное побережье. Это было до того, как я узнала какую роль сыграла Республика в смерти моих родителей. Я не знаю, во что верить сейчас. Пусть победят Колонии?
На Информщитах появляются заголовки новостей. Краткий обзор прошедшей недели. Дэй и я смотрим на заголовок вверху экрана:
РЕСПУБЛИКА ОДЕРЖИВАЕТ ТРИУМФАЛЬНУЮ ПОБЕДУ В БИТВЕ С КОЛОНИЯМИ ЗА ЗЕМЛИ АМАРИЛЛО, ВОСТОЧНЫЙ ТЕХАС
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О НАВОДНЕНИИ ОТМЕНЯЕТСЯ, САКРАМЕНТО, КАЛИФОРНИЯ
ЭЛЕКТОР НАВЕСТИЛ ВОЙСКА В СЕВЕРНОЙ ЧАСТИ ФРОНТА ДЛЯ ПОВЫШЕНИЯ МОРАЛЬНОГО ДУХА
Большинство из них совсем не интересные - обычная информация, поступающая с фронта, прогноз погоды, обновления в законах, уведомления о карантине для Вегаса.
Затем Дэй дотрагивается до моего плеча и указывает на один из экранов.
КАРАНТИННУЮ ЗОНУ В ЛОС АНДЖЕЛЕСЕ РАСШИРИЛИ ДО ЭМЕРАЛЬДА, СЕКТОР ОПАЛ
— Алмазный сектор? — шепчет Дэй. Я продолжаю смотреть на экран, не смотря на то, что заголовок уже сменился. — Разве там не богачи живут?
Я не знаю, что сказать ему в ответ, потому что я все еще стараюсь обработать эту информацию. Эмеральд и сектор Опал.... Может быть, это ошибка? Или чума в Лос- Анджелесе достигла такого опасного уровня, что эти новости транслируют даже в Вегасе? Я никогда не слышала, чтобы карантин объявляли в богатых секторах. Эмеральд граничит с Рубиновым сектором — значит ли это, что и в моем родном секторе объявят карантин? А как же наши прививки? Разве они не должны были предотвратить это? Я вспоминаю записи из журналов Метиаса. В одном из них он писал о новом вирусе, который никто не сможет остановить. Метиас описывал подземные заводы, распространение болезни... спланированное заражение чумой. Я чувствую, как по всему телу бегут мурашки. Лос-Анджелес уничтожит этот вирус, говорю я себе. Чума не распространится, так было всегда.
На экране появляются новые заголовки. На одном из них информация о казни Дэя. Появляется видео ролик, на котором солдаты стреляют в брата Дэя, Джона, и он падает на землю. Дэй опускает взгляд на дорогу.
