– Могу я говорить с твоим человеком, Ульф Свити?
– Говори, – разрешил я.
Мне и самому было интересно выяснить что-нибудь из прошлого Бури. То есть отдавать на чей-либо суд, кроме своего собственного, я не собирался. Но поговорить… Почему бы и нет?
– Расмус сказал: ты убил его брата. Это так?
Бури поглядел на меня: отвечать или не обязательно?
Я кивнул. Трувор явно играл в беспристрастного судью, а не в родича, вступившегося за своего. Меня такой подход устраивал.
– Было дело, – спокойно ответил Бури. – Я бы и этого убил, если бы этот не сбежал.
– Я не сбегал! – Расмус сделал попытку отобрать меч у Трувора, но получил не меч, а локтем в нос.
– Продолжай, – бесстрастно произнес Трувор Жнец, обращаясь к Бури.
Я напрягся. Спокойствие Трувора было очень неприятного свойства. И еще меч Расмуса в его руке…
А вот Бури ничуть не обеспокоился.
– Никому не позволено оскорблять меня и мою мать, – сказал он. – Его брат оскорбил – и умер. А он – сбежал, трусливый пес. Не смея принять смерть как воин, побежал к моему князю, князю смоленскому Диру, и тот, не желая ссориться с вами, варягами, велел мне уйти из города. И я ушел.
– Так это было, или этот человек лжет? – поинтересовался Трувор у Расмуса.
– Лжет он, сын росомахи! – заорал Расмус.
Я еле успел перехватить руку Бури, в которой – швырковый нож.
– Не надо, Бури. Он ответит. Обещаю.
– Следи за своим языком, Осень! – рявкнул Трувор, метнув в нашу сторону яростный взгляд. – Я спросил: в чем его ложь?
– Он убил моего брата! Прямо на княжьем дворе! Девять зим тому назад.
Надо же. Девять лет прошло. Вдвое больше, чем я живу в этом мире. Интересно, а кто этот князь Дир такой? Надо будет порасспросить Бури, если всё обойдется.
– Проклятый богами чужак! – завопил Расмус. – Застрелил моего брата из проклятого богами лука! – Было странно и неприятно видеть, как суровый мужик, варяг к тому же, кричит истерично, как обиженная баба. – Он бы и меня застрелил, Трувор! Перуном клянусь! Вот его метка! – Расмус ткнул себя в щеку. – Я еле успел укрыться за яслями!
Кто-то из моих хохотнул. Надо полагать, представил, как Расмус прячется за лошадиной кормушкой. Я Расмуса не осуждал. Знал, как стреляет Бури.
– Почему он застрелил твоего брата? – спросил Трувор.
– Потому что чужак беззаконный! – яростно выкрикнул Расмус. – Боги привели его к нам, Трувор! Боги отдали его в наши руки! Позволь мне покарать его! Дай мне меч, и я выпущу ему кишки! За нашу кровь!
– Твой брат оскорбил его?
– Это была шутка! Просто шутка! Ты погляди на его рожу, Трувор! Мой брат просто пошутил! Ему было всего пятнадцать, как твоему Вильду!
– Вильд не стал бы попусту оскорблять воина, Расмус! Мне жаль, что твой отец погиб, когда твой брат был совсем мал. Но ты в вашем роду старший, Расмус. Ты мог бы научить его уважению!
– Это была шутка! – рявкнул Расмус. – Мальчишка пошутил – и этот его убил!
– Не мальчишка, воин, – спокойно уточнил Бури. – У него был меч воина. И доспехи воина. Если бы на нем было платье бабы, я бы не услышал его слов.
– Сам ты баба! – закричал Расмус яростно. – Оскорбился – так вызвал бы его на поединок! Дрался бы с нами, со мной! Как велит закон! А этот взял и убил!
– Он снова оскорбил меня, вождь, – игнорируя Трувора, произнес Бури. Просто констатировал факт.
– Жаль, что он сказал это ему, а не мне, Ульф, – громко произнес Свартхёвди. – Я бы прикончил его с удовольствием.
– Ты хочешь поединка, Расмус? – ледяным тоном спросил Трувор.
– Убить его как бешеного пса! Выпустить кишки! Будь здесь Стемид, он велел бы схватить чужака и…
– Этого не будет! – отрезал Трувор. – Этот человек не чужак, он хирдман моего друга, хёвдинга Ульфа Свити. Хочешь поединка – пусть будет так. Ульф?
– Я не против, – кивнул я. – Только два условия. Первое: поединок будет чистым. Второе: вместо Бури на хольмганг выйду я.
Мой азиат недурно владел клинком, но все же это было не его оружие. Выставить его против опытного варяга, чей уровень мне неизвестен, я считал рискованным.
– А почему ты? – на не слишком чистом словенском возмутился Медвежонок. – Я первым предложил!
Бури глянул на нас… скажем так: с удивлением.
