– Видимо, да.
– И выбрал тебя в качестве «преемника». Везёт нам как утопленникам!
Я мысленно улыбнулся: «Я ведь и есть утопленник».
– Да, Рита. Может быть и так, но мне кажется, что Сталин не настолько высоко оценивал Василия, чтобы делать на него серьезные ставки. Хотя, конечно, каждому отцу хочется, чтобы его сыновья тоже добились успеха.
– Не важно. Сейчас важно то, что уже случилось. – Рита сделала вид, что показывает мне на клумбу. – Чем мне заниматься, если Сталин сказал, что в первую очередь все станут доставать именно меня и детей? То есть сделают то, что сделали с его жёнами.
– А ты займись живописью и переводами.
Рита удивлённо посмотрела на меня.
– А ты откуда знаешь, что я рисую? Я никому никогда об этом не говорила и не показывала мои рисунки. Дома ни одного нет! Все рисунки в школе и в моём кабинете на Лубянке.
– Ты забыла, откуда у нас Тлетль?
– Ты же не понимаешь по-испански!
– Не понимаю. Но слово «пинтор» знаю. И потом, вы так долго и увлечённо говорили с маэстро Диего…
– М-да… Мне казалось, что это распознать невозможно. Вообще-то это мысль. Рисовать мне очень нравится. Но это занимает много времени, поэтому я редко могла это себе позволить. Сейчас можно заняться этим вплотную. А с переводами, не знаю, нужно перевоплощаться в писателя…
– Но ты же разведчица. У тебя получится!
– Ты у меня просто удивительный! Мне казалось последнее время, что у тебя нет ни секунды времени, чтобы даже поговорить со мной.
– Я часто с тобой разговариваю. Просто ты об этом не знаешь. Я перебираю в мыслях те минуты, которые успеваю выделить для тебя, и часто думаю, как бы ты поступила на моём месте. Особенно когда разговариваю с людьми. Ты же психолог по натуре.
– Скорее по профессии. Это не врождённое, это приобретённое. Когда готовишь человека-нелегала, приходится разбирать его психологию на составляющие.
– Тогда это тоже можно использовать. Но это будет зависеть от твоих успехов в живописи.
– Что ты задумал?
– Ещё не время об этом. – Я поцеловал Риту. – Пойдём в дом, надо посмотреть, чем занят Митя.
– Он привык, что возле него мама Маша, но Сталин сказал, что к ней проявляют внимание чужие спецслужбы, которые подбираются к тебе и ко мне. Поэтому ради её безопасности просил уволить её. Друг, который у неё появился, не внушает Сталину доверия. Жаль Машу.
Мы повернули к дому, а нам навстречу бежал Митя. Взяв его за руки, мы, раскачивая его, шли в сторону дома. Митька был на седьмом небе от счастья. Папа и мама вместе с ним гуляют! Солнце уже цеплялось за вершины деревьев. Мы попросили накрыть нам ужин в малой столовой. Оленька была накормлена и играла с Верой, а Митя носился по дому, рассматривая всё. Больше всего ему понравился бассейн, и мама Рита пообещала научить его плавать.
Вечером нарком Берия выслушал доклад Иванцова, который собирал данные обо всех в Москве.
– Что по Малышу?
– Вот, Лаврентий Павлович. Но там ничего нет. Его жена назвала Семёновское «нашей тюрьмой». Больше ни одного слова о делах. Только разговоры с сыном.
– Мы хорошо готовим нелегалов. Его жена – опытный сотрудник внешней разведки у Судоплатова. А Малыш практически гений. Завтра снимете прослушку во всех комнатах и в машине, кроме двух больших столовых, комнаты отдыха, комнат персонала, кухни и парка. Схему прослушивания передать Малышу и его жене. Кстати, у неё нет клички. Пусть будет Сова. Она довольно опасна и умна, постарайтесь внедрить кого-нибудь к ней. Обслуживающий персонал не подходит. С кем она ещё контактирует?
– Иногда перезванивается по открытой связи с Головановой, заезжает в ателье на Сущёвке, очень замкнута.
– Все бы были такими! А то за остальными бабами глаз да глаз нужен! Глупы, как клуши! И помело вместо языка!
