друзей, милицию означало стать как минимум объектом пересудов и сплетен на год вперед, как максимум – вечным посмешищем. Тем более что по мере углубления общения с Лили и как результат – расширения собственных познаний в специфических областях, девушка понимала, что все это будет бесполезно. Подобное, как писал любимый Машей классик, следовало лечить подобным. И она, естественно, обратилась за помощью к наставнице, которая и без того уже была в курсе проблемы.
Та восприняла просьбу так, словно давно ее ожидала, усмехнулась снисходительно и, конечно же, пообещала помочь. Чуть-чуть… Бросив напоследок фразу о том, что «окончательное решение проблемы» Маше придется осуществить самостоятельно. Девушка сперва не поняла, что именно в данном случае имелось в виду. Ей вообще-то представлялась необходимая после освобождения Гриши от действия чар, крайне малоприятная и даже болезненная процедура, состоящая из взаимных извинений и окончательного выяснения отношений по формуле «прошла любовь, завяли помидоры…». Ну, и дежурным предложением «остаться друзьями» в финале. Хотя, по правде говоря, после всего происшедшего ей вовсе не хотелось бы не то что дружить, а пребывать на территории одного квадратного километра с Гришкой.
Как оказалось, поняла она все совсем неправильно. Примчавшись в самом скором времени к Лили с благодарностями за то, что телефоны в доме наконец-то заткнулись, а белоснежное чудо китайского автопрома перестало портить вид из окна, Маша получила достаточно жесткую отповедь. Оказывается, Гришку отвадили лишь на время. Дай срок – и все вернется, причем, как и в прошлый раз, с еще большей интенсивностью. Что ж делать?! Поставить точку! Как?! А вот так…
Далее Маше был предложен на выбор ряд возможных вариантов «решения». Все они сводились, в общем, к одному – Гришку предлагалось извести. То есть насовсем. Под корень. Маша ужаснулась. Причем ужас и омерзение вызвали не столько детали возможных ритуалов и приготовлений к ним, большую часть которых необходимо было проводить в «милых» местах вроде морга или кладбища. Нет! В дрожь, в холодный пот бросала сама мысль о том, что она должна будет хладнокровно убить этого придурковатого парня, которого, собственно говоря, сама же таким и сделала! На вопрос касательно того, а нельзя ли просто «снять» криво исполненный «приворот», последовало ледяное «Нет!», произнесенное так, что разом отпала вся охота к дальнейшей дискуссии. Маша поняла – ее сознательно и обдуманно подводят к некоей черте, «точке невозврата», за которой обратной дороги уже не будет. Никогда.
Увы… Мир магии оказался совсем не таким, как она мечтала. Вместо милых белых кроликов при цилиндрах и часах, его населяли совсем другие существа – зубастые, когтистые, с рогами и копытами. Не было никаких добрых и мудрых волшебниц. Были лишь злые ведьмы с прекрасной внешностью и черным нутром, за спинами которых маячил в непроглядной тьме и вовсе невыразимый ужас. А главное – ценой волшебства оказалась чья-то кровь и собственная душа.
Изводить Гришку Маша отказалась наотрез. И сразу, когда только прозвучало это предложение, и потом, после отпущенного ей времени «на обдумывание». Делая это во второй раз, девушка, откровенно говоря, тряслась от страха. А ну, как расправятся с ней самой – как с не оправдавшей доверие? В том, что у Лили и других ее учениц, количество которых все возрастало, кстати, хватит на это сил, Маша нисколько уже не сомневалась. Страшило еще и другое – вдруг ее не будут карать, а просто изгонят из круга «избранных», выбросят, как негодный материал? Против опасений, ничего такого не случилось. Напротив – Лили стала относиться к ней как-то даже вроде мягче, едва ли не ласковей. Обучение продолжилось, правда, несколько в иных направлениях, чем раньше, а эпизод с Гришей как-то незаметно перевели в шутку. Он, кстати, так больше и не появился – очевидно, его возвращение в планы Лили не входило.
Постепенно Маша стала все больше времени проводить с наставницей. А тут грянул конфликт с матерью, спохватившейся, наконец, и резко заинтересовавшейся внутренним миром дочери и содержанием ее досуга. Попытка «поговорить по душам» вылилась в оглушительный скандал, о котором сама Маша сейчас вспоминала со жгучим стыдом. Но тогда все накопившиеся раздражение и агрессию она выплеснула, не раздумывая, именно на мать. После этого оставаться в доме стало и вовсе нестерпимо. А тут еще и Лили, словно читавшая ее жизнь (а, скорее всего, и вправду читавшая – какими-то своими колдовскими способами), предупредила – останешься дома, больше меня не увидишь. И предложила переехать к ней.
Так Маша стала не просто ученицей колдуньи, а ее воспитанницей, и что греха таить – по совместительству горничной, секретарем и вообще девочкой на побегушках. Впрочем, Машу это положение не обижало и не тяготило. Тяжелой или грязной работой ее не нагружали, поручения давали, как правило, необременительные и несложные. Да и к тому же, сама того не замечая, Маша все больше менялась внутренне. Вещи, еще недавно казавшиеся страшными и отвратительными, становились привычными и обыденными, черные мохнатые тени, мельтешившие по стенам или среди могильных холмиков во время проведения ритуалов и обрядов давно перестали не то что пугать, а вообще отвлекать от «работы». Вот только одного она так и не могла преодолеть в себе – абсолютного отрицания отнятия чьей-либо жизни.
Лили отличала Машу среди прочих учениц. Не как лучшую, не как наиболее перспективную, а как-то… как-то по-другому. С некоторых пор… Если уж говорить совершенно конкретно, то после спешного отъезда… да что уж там – бегства из Днепропетровска, Лили стала отделять Машу от остальной своей изрядно разросшейся «команды», гораздо меньше заниматься с ней магическими практиками, да и общаться куда реже. Девушка почувствовала все более ширящийся вокруг себя круг некоего отчуждения. Ее берегли, за ней пристально следили – куда более пристально, чем раньше! Но для чего?! Вот тут-то и случился тот самый разговор, который ей удалось подслушать – как была уверена Маша, совершенно случайно…
