которую уже не удержать.
Я не проклинала, не молила, не оплакивала. Я просто звала. Того, кто не мог не прийти. Звала не с отчаянием – с надеждой на чудо, которым он должен был стать.
И в этот крик я вложила все, что у меня было. Вместе с ним отдала все, что имела. Себя, свое желание жить, стремление защитить только-только зарождавшуюся любовь. Отдала, точно зная, что, если не справлюсь, простить никогда уже не смогу.
Простить себя.
Получилось у меня или нет, я так и не узнала. Лишь ощутила, как нагрелся, запылал аркаин, как обожгло кожу, растеклось по телу жаром, как закружило меня в водовороте затопившей все вокруг силы, как бросило то ли в нестерпимо ослепительный день, то ли в бескрайнюю темную ночь…
– Спит?
– Уже нет, – ответил Эдгару Агжей. – Думает.
– О чем?
На этот раз голос де Борея раздался значительно ближе.
– Спроси сам, – усмехнулся Агжей. – Если надоест притворяться, она тебе ответит.
– А если не надоест? – тяжело вздохнув, поинтересовался Эдгар. И тут же добавил, будто что-то решил: – Пусть притворяется дальше. Как раз Алекс успеет расправиться с оставшимися блинчиками.
– А с чем блинчики? – не выдержала я издевательств.
Пришла я в себя еще на рассвете. Открыв глаза, не сразу сообразила, где нахожусь, но замешательство длилось недолго, уж больно все вокруг знакомо. Комната Мишель Лонье в доме герцога де Борея.
– С вишней и творогом, – подошел еще ближе герцог, заслонив собой свет из окна. – Мишель, ты же смелая девушка, – протянул он ласково.
– Бесполезно, – встал рядом с ним Агжей. – Это я уже пробовал.
– А про письмо Лайета сказал? – как о чем-то совершенно не значащем спросил Эдгар.
– Какое письмо? – вскинулась я. Одеяло натянуто под самый подбородок, так что внешне все довольно прилично.
– Только после завтрака, – помахав свернутым втрое листом бумаги, улыбнулся Эдгар и направился к двери. Но не вышел, остановился, уже взявшись за ручку, и сказал: – Сто золотых у Агжея, можешь требовать свои пятьдесят. За жалованьем поднимешься в кабинет.
– Вы надо мной смеетесь? – прекрасно понимая, что заслужила подобное отношение, хмуро поинтересовалась я.
А ведь все так хорошо начиналось! Письмо. Блинчики.
– Смеюсь? – переспросил Эдгар. Посмотрел задумчиво. – Видишь ли, – начал он, как мне показалось, тщательно подбирая слова, – я нахожусь в довольно затруднительном положении. С одной стороны – Мишель Лонье, ставший не просто секретарем, а спасшим мою жизнь другом. С другой – Мишель де Ланье, сестра другого моего друга, прелестное создание, при виде которого я испытываю сожаление, что отказался от сделанного ее дядей предложения. А есть ведь еще и третья, и четвертая, и пятая сторона… Скорее уж я растерян, – разведя руками, улыбнулся он мне.
– Ты бы лучше предупредил Алекса, что, если он не оставит блинчиков… – не дал ему продолжить Агжей.
– Вот видишь, – продолжая улыбаться, вроде как пожаловался Эдгар, – а ты говоришь…
Он кивнул на часы, предлагая поторопиться, и вышел из комнаты.
– Сколько я провалялась? – Дождавшись, когда герцог закроет за собой дверь спальни, села я в кровати.
– Четыре дня, – вздохнул брат. Пододвинул к кровати стул, сел. – Напугала ты нас.
– Это вы меня напугали! – буркнула я, надеясь, что этого хватит, чтобы не разреветься. – Наши все живы?
– И не наши – тоже, – успокоил меня Агжей. – Все потрепанные, но это такие мелочи по сравнению с тем, что могло случиться.
– Расскажешь? – понимая, что еще немного и умру от любопытства, попросила я. Терзания терзаниями, но… Очень хотелось знать, чем все закончилось там, у оврага, рядом с домом старого слуги графа Ярого.
– Когда ты встанешь и приведешь себя в подобающий вид, – поднялся брат со стула. – И кстати, твои пятьдесят золотых лежат на столе в гостиной, – лучезарно улыбнулся он. – Не задерживайся, пожалуйста. Завтракать без тебя никто не сядет.
Повод для шантажа был весомым. Я дождалась, когда брат выйдет из комнаты. Откинув одеяло, села, спустив ноги на пол.
Такая знакомая комната…
Мишель де Ланье в ней я себя совершенно не чувствовала.
Приведение себя в порядок много времени не заняло. Только приняла ванну да надела приготовленный для меня костюм. Мужской костюм. Корсет, который сделал бы из меня юношу, к нему не прилагался.
– Твой аркаин, – указал на стол Агжей, когда я появилась в маленькой гостиной, бывшей частью моих покоев.
– Что теперь со мной будет? – проведя ладонью по еще влажным волосам, спросила я.
Забирать кулон и лежавший рядом с ним родовой перстень не торопилась. Мало ли… Что «мало ли», я не знала, но на душе было тревожно.
