Я оказался на земле раньше, чем понял, что падаю.
Моя щека прижималась к земле, но боковым зрением я все-таки видел сестру. Мяч вот-вот мог лопнуть в ее руках. А на бесстрастном лице Эш читалось только холодное любопытство. Ей было интересно наблюдать за тем, как брат испытывает ужас и судорожно бьется за глоток воздуха.
Потом я услышал то, что мне показалось моим собственным криком. И тут же пришло почему-то совершенно спокойное логическое рассуждение: «
Когда сознание немного прояснилось, я узнал голос. Это был Эдди. Его крик всполошил весь парк, с деревьев взлетели тучи воробьев.
И тогда Эш бросила мяч. Он покатился ко мне по траве, по мере приближения вырастая в размерах. Теперь я мог видеть только его. Я попытался вытянуть руки ему навстречу, чтобы остановить, однако не смог пошевелить даже пальцем. Мои руки не двигались. Я сам не двигался.
Понимание этого пришло ко мне, бесспорное и ясное. Не требовалось никакого подведения итогов или видений прошлой жизни, проносящихся перед глазами. Я узнал этот бесцветно-мертвенный голос, он принадлежал моей сестре.
А мяч продолжал катиться ко мне, словно его подталкивал кто-то невидимый.
Я снова услышал, словно издалека, как Эдди зовет меня. Но он звал меня по имени – Дэнни. Эдди бежал ко мне в отчаянной попытке помочь и заставить мертвую девушку убраться отсюда.
Мяч коснулся моего лица. Кожаный поцелуй.
И я действительно умер.
Снова.
Глава 12
На этот раз это не поездка по Вудворд-авеню. Не небеса. Даже с закрытыми глазами я это понимал, потому что чувствовал запах.
Не запах Эш, вообще ничего безусловно
Открыв глаза, я увидел, что не ошибся.
На внутренней стороне двери прикреплен постер фильма «Дюна», его углы обтрепаны, потому что их обдирали многочисленные расстроенные поклонники романа, а потом старались приклеить назад полные сочувствия любители творчества культового режиссера. Медали шахматного клуба старшей школы Дондеро (одна серебряная, одна золотая) – почетные цепи свисают с угла зеркала на комоде. Еще там имелась одна семейная фотография, ее сделал профессиональный фотограф, которому удалось заставить каждого из нас изобразить вполне себе убедительную родственную улыбку, но который так и не смог заставить нас положить руку на плечо родственника или небрежно забросить ногу за ногу, пока мы сидим на диване. Так что на фото мы выглядели, точно компания незнакомцев.
А потом – осознание еще более жуткой действительности.
Я приподнялся на локтях и вдохнул полной грудью. Пахло горелыми тостами (запах папы), а через щель в двери пробивался запах дезодоранта, которым периодически обрабатывались ковры во всем доме (мама никогда не пользовалась пылесосом). Запаха Эш не было. По крайней мере, здесь я его не улавливал. Но если подумать, то она в эту комнату редко заходила. Эш называла мою комнату «вульгарной»: «Тут только плакать, а не разговаривать». А еще моя комната была «норой придурка». И как только я смог признать, что она со всех сторон права, меня словно озарило, что, возможно, сестра решила проявить некую доброту и просто позволила мне жить здесь. Превратить эту комнату в некое убежище, где можно было бы зализывать раны.
Окна были плотно зашторены, но, судя по тусклому свету, все же проникавшему из-за них, предполагалось, что за окном – день. Раннее утро или сумерки. Обычный светлый воскресный день, каких много в Ройял-Оук.
Я спустил ноги с кровати, раздался скрип пружин, и это было первое, что я услышал. Первый звук. Я постоял у кровати, прислушиваясь, не происходит ли чего-нибудь за дверью, но услышал только собственное громкое дыхание. Несколько мгновений ожидания…
Я не смог ничего услышать. Однако там было
Нечто такое, что вы себе представили, когда проснулись посреди ночи от звуков, доносящихся снизу и похожих на чьи-то шаги. Что-то такое, ради чего вы не станете немедленно вскакивать и отправляться на его поиски, поскольку постараетесь убедить себя, что «это» – не здесь и вам просто показалось. Однако «оно» –
Шаркая, я приблизился к окну и заглянул за шторы.