Проклятые

Матово блестели волосы, когда-то светлые, но теперь спекшиеся и черные от сажи.

Она стояла передо мной.

Бело-зеленая ветровка застегнута на всю длину до горла. С левой стороны, у сердца, герб школы Дондеро.

Вперед, дубы, вперед!

Лозунг нашей школы. Его распевали на трибунах во время матчей, а сейчас он звучал у меня в мозгу. Эш насмешливо напевала призыв девчонок из группы поддержки. Она никогда не была ее участницей, да и никогда не стала бы частью чего-то настолько легкомысленного и живого. Но сейчас она махала руками передо мной так, что ее пальцы едва не задевали мое лицо.

Впере-е-од… ДУБЫ!

Она остановилась. Сделала такое разочарованное лицо, словно хотела сказать: «Я думала, ты будешь счастлив, что увидел меня». Лицо тем более страшное, что обгоревшая кожа клочьями свисала на переносице, а щеки и подбородок почернели от гари.

«Уходи», – хотел я сказать, но вместо этого произнес:

– Как поживаешь?

Эш пожала плечами, при этом они почти коснулись ее свисающих мочек.

Так же, как всегда. Но теперь я – выпускница.

Слова звучали так близко, что их можно было чувствовать лучше, чем слышать. Их звук был похож на скрип песка, который раздается, когда вы лежите на пляже и поворачиваете голову.

Раньше ты был моей дверью. Если ты думал обо мне, вспоминал меня, я могла войти в эту дверь, – она сделала полшага в моем направлении. – Но теперь часть меня находится здесь. Я подставила ногу и не дала двери захлопнуться. Теперь я могу приходить и уходить. Могу говорить, гулять, толкать, тянуть и… кусать. Совсем как прежняя!

Она сделала еще один шаг навстречу мне. Ее разлагающиеся ступни оставляли мокрые следы на бетонном полу.

– Раньше ты не выглядела так, – сказал я.

– Не выглядела как?

– Обгоревшей…

– Это случается с теми, кого бросают в горящем доме.

– Я не бросил тебя там!

– Ты бросил меня. Ты оставил меня умирать в подвале того дома.

– И поэтому ты пытаешься утащить меня назад? Из-за того, что ты думаешь, будто я сделал что-то не так?

– Это ошибка, которую нужно исправить.

Эш подняла руку, и я застыл, ожидая, что она прикоснется ко мне.

– Дэнни, то, что ты жив, – это гребаная ошибка!

Ее рука коснулась выключателя на стене.

– Но ты можешь прямо сейчас начать исправлять ее. Ты можешь мне помочь…

Она выключила свет.

В темноте я мог слышать ее дыхание.

Этого я тоже не мог припомнить с прошлых ее появлений. Тогда у нее не было потребности дышать. А теперь она, казалось, вспоминала забытые навыки. Вдох-выдох, снова вдох… До меня донеслось теплое зловоние ее внутренностей.

– Почему?

Тот самый вопрос, заданный тем же надтреснутым голосом, которым я задавал его, когда мы были детьми. Одно слово, предполагающее множество других.

Зачем ты со мной так поступаешь?

И она ответила мне. Голосом мертвых. Ясным, отчетливым, но все-таки бездушным и пустым. Будто звучание слов, записанных на магнитный носитель, сказанных однажды в другое время и в другом месте, а сейчас воспроизведенных, чтобы компенсировать то, что они не были сказаны прежде.

Мы ведь двойняшки, Дэнни. И всегда будем ими. А близнецы помогают друг другу.

Она прижалась ко мне в темноте.

Близнецы не могут разлучиться.

Зашуршала ее ветровка, прикоснувшаяся к моей грудной клетке. Сквозь материю я почувствовал, как сместились и вновь вернулись на свое место ее поврежденные ребра и ключицы. Эш приподнялась, потянулась ко мне и коснулась ладонью моего лица. Ее кожа была на ощупь жестче лошадиного хвоста.

– Не надо, пожалуйста…