– Рад видеть командира моего друга, меня зовут Константин, думаю, что Ираклий все рассказал обо мне. Я вполне доверяю его рекомендации, но мне все же хотелось знать – что случилось у тебя, почему пришлось оставить работу управляющего?
Диодор улыбнулся, и его лицо удивительным образом преобразилось.
– А ничего такого не произошло, чего нельзя было бы рассказать, история такая же, как у тебя: сменился прониар, а новый приехал со своими слугами, я ему был не нужен.
Мы еще немного поговорили и решили, что все конкретные вопросы по пронии пока оставим на следующие дни, а вот неотложные обсудим сейчас.
Между тем нанятая обслуга усердно занималась своими делами. Два привратника деловито выметали двор, отчего вокруг поднялись кучи пыли, а кухарки уже освоили кухню, и там слышался плеск воды и звон посуды.
Только мои парнишки стояли без дела, наблюдая за происходящим. Феодора тоже стояла с потерянным видом – видимо, переживала за свое будущее.
Я подозвал ее и сказал:
– Феодора, вы с отцом остаетесь здесь, завтра Ираклий решит, чем вы будете заниматься, сейчас надо накормить ребят, а жить они будут в комнате рядом с моей.
Мальчишки послушно вместе с девушкой пошли в сторону кухни, откуда уже доносились аппетитные запахи. Мы же втроем поднялись наверх ко мне в комнату, прихватив с собой кувшин вина, предусмотрительно оставленный Ираклием.
Усевшись за стол, начали разговор о дальнейших действиях. Я уже понял, что незаметно готовить здесь моих будущих учеников не получится, потому как уж очень много любопытных глаз вокруг. Поэтому для окружающих это будет просто дом прониара, воина, удачно попавшегося на глаза василевсу, и больше ничего. Распоряжаться тут должен Ираклий, который будет отвечать за пополнение и, так скажем, материально-техническое обеспечение, а вот подготовка воинов будет происходить в укромном месте в пронии, и это место должен обеспечить Диодор, который выедет туда уже завтра. Он пообещал взять с собой нескольких ветеранов, у которых, в отличие от него, были целы все руки. А затем я остаток вечера при свечах рассказывал и показывал ему, как должен быть устроен тренировочный лагерь для будущих учеников. Опытный воин Диодор практически понимал меня с полуслова, лишь иногда смотрел на меня в недоумении, когда я, например, нарисовал ему макивару[16].
Он все же не утерпел и спросил:
– Константин, я не понимаю – для чего это тебе? Ведь борьба и кулачный бой нужны только для развлечения. Что ты с ней сделаешь против воина в доспехах и с оружием?
Я вопросительно посмотрел на Ираклия, тот кивнул.
– Диодор, наши воины особенные, они не будут сражаться открыто. Мы будем тайным мечом василевса против его врагов. Ты же знаешь, что нет ни одной минуты, когда бы империя не воевала, но она воюет не только открытой силой, но и подкупом, сталкивает наших врагов между собой и при возможности уничтожает их руками друг друга. Наша задача будет состоять именно в тайной, невидимой войне. И умение бороться также нужно нашим людям, только борьба эта особенная – в ней не борются, в ней убивают. Каждое прикосновение к врагу должно быть смертельным. Вот поэтому нам еще нужно будет новое оружие, о котором вы узнаете в свое время.
Следующим утром я проснулся уже в доме, который был наполнен жизнью. На улице лениво переругивались кухарки с привратником. В соседней комнате шептались мальчишки.
Я встал и спустился вниз. Ираклий уже был тут и о чем-то разговаривал с Диодором. Тот собирался в дорогу – ему нужно было собрать своих ветеранов и сегодня к вечеру прибыть в пронию, которая располагалась в дневном переходе от Константинополя. Ираклию требовалось сегодня начинать поиск талантов для нашей специфичной работы. А вот я на некоторое время оставался не у дел.
В мелком придунайском городке, в доме наместника, в глубоком раздумье сидел князь Владимир Всеволодович Мономах. За окнами стоял привычный для уха опытного воина шум. Только что его рати с ходу заняли этот городишко, заставив войска ромеев отойти. И сейчас дружинники с шуточками-прибауточками, а кое-где и со злостью тащили все из домов горожан, не лишая, впрочем, их еще и жизни. И хотя город был взят практически без сопротивления, кое-где уже дымились пожары. В который раз старый князь, съевший немало соли на интригах, задумался о правильности своих действий. Когда в прошлом году он с помпой выдал свою дочь Марию за самозванца Льва Диогена, называвшего себя сыном ромейского василевса Романа, и объявил после этого войну Царьграду, он считал, что действует совершенно правильно. Ведь при удачном раскладе можно будет контролировать целую империю. Хотя в последнее время он часто думал, что неправильно оценил свои силы. Вот даже старый Ратибор, с которым они сидели у одного костра в походе, разозлился и уехал к черту на кулички в Аладъеки, предпочтя там заниматься молодыми воинами, чем сидеть тысяцким в Киеве.
А ему сейчас, по сути, приходилось поддерживать Диогена практически в одиночку. У самозванца, гордо именовавшегося Львом, не было ничего, кроме хорошо подвешенного языка, которым он пытался уболтать попадавшие к ним в плен армейские части ромеев. Тем не менее война шла ни шатко ни валко, Алексей Комнин не спешил сдаваться и отдавать трон неизвестно кому. А половцы – они вообще были непредсказуемы. Сегодня союзники, завтра могли уже ударить в спину, что неоднократно бывало в прошлом.
Да и годы давали себя знать, Владимир сам потерял счет своим походам. Все они слились в один непрекращающийся водоворот. Иногда, редкие
