Вот что было написано на табличке.
— Вот это да! — воскликнул Краснобаев. — Так это значит самый настоящий остров настоящего Робинзона Крузо! А я думал, что все это только выдумка великого английского писателя Даниэля Дефо!
— То есть как это выдумка, — неодобрительно сказал Бочкин. — Раз есть такая книга, значит и был Робинзон Крузо. Неужели ты думаешь, что такой важный человек, как английский писатель, будет заниматься таким делом, как выдумывать то, чего не было?
— Но я слыхал…
— А ты плюнь в глаза, тем от кого слыхал. Это все завистники и недоброжелатели. Вот к примеру, если найдется человек, который не пожалеет своего личного времени и труда, да напишет о нас с тобой книгу. Допускаешь такое?
Краснобаев смутился и покраснел:
— Ну, допускаю.
— Напишет он о нас книгу, обо мне, или, скажем, о тебе, а лет через тридцать найдутся такие умники, которые объявят все это выдумкой, как тебе это понравится?
— Мне это не понравится.
— Вот то-то и оно! Поэтому не верь всему, что тебе говорят. А верь мне, своему командиру.
Стали они осматривать хижину.
— Вот ведь какой этот Робинзон мастер был! — восхищался Бочкин. — Триста лет прошло, а как будто только вчера построено. Не то что твоя палатка, Краснобаев.
— Если вас, товарищ генерал на эту хижину с неба сбросить, она тоже развалится, — не остался в долгу Краснобаев.
В общем, хижина оказалась вполне пригодной для жилья. Кое-что в ней конечно надо было заменить, подремонтировать, почистить. В старом морском сундуке, они нашли набор старинных инструментов вполне пригодных для употребления.
На окно, в котором не было стекла сел красивый и большой попугай.
— Робин! Робин! — прокричал он. — Бедный Робин!
— Это наверно потомок того самого попугая, который был у Робинзона Крузо, — сделал предположение Краснобаев.
Бочкин подошел к попугаю и погладил его по голове.
— Надо теперь говорить, «Бедный Бочкин», — поправил он.
— Бочкин! Бочкин! Бедный Бочкин! — послушно прокричал попугай.
Бочкин заплакал навзрыд и прижал попугая к груди.
— Ты смотри, Краснобаев, какой умница! — сквозь слезы поделился он своим восторгом с Иваном Ивановичем.
— Бедный Бочкин! — подтвердил его слова попугай.
Вот так и поселились Иван Иванович и генерал Бочкин на необитаемом острове, на том самом где когда-то жил сам Робинзон Крузо.
Целая неделя потребовалась для того, чтобы привести хижину в порядок. За эти дни Краснобаев научился и топором работать и рубанком, и деревья рубить, и рыбу ловить.
А Бочкин нечего не делал. Только гулял по острову с попугаем на плече, к которому сразу очень привязался, разговаривал с ним. Да еще ходил к ликерному источнику и после обеда часами парил над островом, смотрел на море и на небо. Птицы его уже не боялись, даже принимали за своего, что-то кричали, когда пролетали мимо. Видимо приветствовали.
Несколько раз Иван Иванович возвращался к самолету, и приносил из него все, что могло им с Бочкиным пригодиться в хозяйстве. Хотел даже кресла вытащить и двери, но Бочкин не позволил.
Ты, что? Это же казенное имущество! Чтобы у меня ни один болт не пропал.
Радио тоже не удалось Краснобаеву починить. Лампы разбились во время вращения самолета внутри смерча, когда на рацию Бочкин упал, а запасных у него не было.
Бочкин же все больше и больше стал походить на Робинзона. Нашел в хижине старые шкуры, обмотался ими, обвязался веревками. Только фуражку свою оставил, генеральские штаны с лампасами, да портфель. А Краснобаев больше на Пятницу походил. Худой, жилистый, голый и загорелой. В руках копье, с которым он на диких свиней охотился. Бочкин как-то увидел поросенка, так после этого покой потерял.
— Сала хочу соленого! Поймай мне, Краснобаев поросенка.
Вот и бегает Краснобаев по острову, поросенка ищет. Ну самый что ни на есть Пятница.
Однако через несколько дней у них самый настоящий Пятница появился. Дикий, голый и с кольцом в ухе.
Но, пожалуй, начну все по порядку.
Глава десятая
ДИКАРИ
Прошел целый месяц с того дня, как Краснобаев и Бочкин попали на необитаемый остров Робинзона Крузо.
Понемногу они стали привыкать к новой жизни. Люди военные, унывать не привыкли. Вот только по вечерам у очага было тоскливо и грустно им обоим. Генерал Бочкин вспоминал свою жену Настену и вздыхал:
— Как она там без меня? Некого ей теперь даже борщом покормить. А ведь всю жизнь вместе! Эх!
Иван Иванович тоже тосковал и вспоминал родных, папу, маму, сестру Марину и два года назад родившегося племянника Алексея.
Вот почему оба они не очень любили эти темные и невыносимо грустные тропические вечера, с невероятно черным небом и миллионами ярких звезд. Тяжело им было видеть вместо романтической Полярной Звезды и добродушной Большой Медведицы таинственный и равнодушный Южный Крест. Очень им не хотелось думать о том, что и они, как когда-то Робинзон Крузо, проведут на этом острове двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней.
— Тебе хорошо, Краснобаев, — вздыхал Бочкин. — Ты молодой. Тебе тогда только шестой десяток будет. А я уж точно не доживу. Придется помирать здесь на чужбине. А как для русского человека это тяжело!
И генерал украдкой смахивал слезу.
Краснобаев тут же начинал его утешать:
— Да что вы, товарищ генерал! Мы же в двадцатом веке живем! Почти в двадцать первом даже. Обязательно нас кто-нибудь спасет. Да наши ребята на МИГах уже полсвета наверно облетели. Неужто не найдут?
— Это мои соколы? — сразу встряхивался Бочкин.
— Да они иголку в стогу сена с неба увидят!
— Ну вот! — кричал Краснобаев. — Что же тогда волноваться?
Но наступал день, за ним следующий, а небо оставалось чистым и пустынным, и никто в нем не появлялся, только прибрежные птицы. И море было бескрайним. Ни точки на горизонте, ни даже дыма. И вечером снова приходили тоска и грусть, и печальные разговоры повторялись. Вот почему они старались ложиться как можно раньше и вставали с первыми лучами солнца.
И вот однажды утром отправились они на другую сторону острова. Давно туда собирались, да все времени не было. Хозяйство, дом, дела, охота и рыбная ловля, а также строительство лодки, все это просто
