А потом, когда Мейлин карабкалась наверх к Абеке и Роллану, ее зрение на мгновение затуманилось. Она испытала нерешительность, моргнула – и ее рука стала двигаться сама по себе.
Ошеломленная, Мейлин попыталась замереть на месте.
Но ноги предали ее – шаг, еще шаг, ближе и ближе к друзьям.
«Что происходит?» Мейлин могла только с ужасом наблюдать. Она хотела завопить, но даже собственный голос больше ей не принадлежал. Она почувствовала, как ее кровь превратилась в нечто чуждое, леденящее все у нее внутри. Оказавшаяся в ловушке в своем же теле, беспомощная, Мейлин поднялась еще немного и встала рядом с Абеке.
Словно издалека, она услышала голос Абеке: «Мы можем действительно улететь, с талисманами и прочим…».
«Не так быс-с-с-с-тро», – произнес иной голос в голове Мейлин – не ее собственный. «Кто-то другой у меня внутри!» Она хотела прокричать предупреждение для остальных, но изо рта вырвалось совсем не то. Ледяные, опасные слова. Слова предательства и тьмы.
Как это произошло?
Роллан! Роллан, посмотри сюда! Останови меня!»
Но Роллан сосредоточился на Эссикс, которая не могла спуститься туда, где они стояли – не хватило бы места, чтобы увеличиться в размерах. Он взбирался выше, к более высокой, широкой площадке, где они бы смогли забраться на ястреба и сбежать.
«Вот только никто не сбежит сегодня».
Ее рука – предательская, неверная рука – взлетела и схватила руку Абеке, пальцы сжались поверх татуировки в виде Уразы.
– Идем со мной, – услышала она свой рычащий голос. – Если выведешь ее из спячки, Ураза погибнет прежде, чем ты сможешь сделать следующий вдох.
– Мейлин! – вскричала Абеке. – Ты что творишь?
Она попыталась бороться, но хватка Мейлин была слишком сильной.
– Роллан! – пронзительно закричала Абеке.
Роллан наконец повернулся, чтобы на них взглянуть.
Его лицо – Мейлин знала, что ей вечно будет сниться в кошмарах его лицо. Она увидела, ясно как днем, его осознание: Мейлин предала их.
«Но это не я, – хотелось выкрикнуть девочке. – Я бы никогда такого не сделала!»
И в то же время она тащила Абеке вниз по склону к захватчикам. Абеке была выше, но Мейлин знала, как правильно держать людей, чтобы те не высвободились.
– Мейлин! – заорал Роллан. – Стой! Что ты…
Он понял все в ту же минуту, когда и она догадалась.
«Желчь. Кто-то дал мне Желчь вместо Нектара во время церемонии. И теперь Гератон контролирует меня».
Хуже: она могла управлять Мейлин все это время. Видеть ее глазами, знать все, что знала девочка.
«Это я.
Казалось, ее внутренности расщепляются, рушатся, словно стены Джано Риона.
Она внезапно, с ужасом вспомнила смерть отца и его последние слова, сказанные ей, когда его кровь обагрила траву на поле сражения возле храма Динеша.
«Должен был сказать… предал… Желчь».
Он знал?
Она вспомнила, как он был уверен, убежден, что она призовет духа зверя в день Церемонии Нектара.
И это привело ее к невыносимой мысли, столь ужасной, словно крокодил Пожирателя вырвал у нее из груди сердце.
«Неужели мой
Роллан устремился по склону вниз, к ним, оступаясь и выбивая ногами из почвы камешки в спешке.
– Назад! – заорала Мейлин-но-не-Мейлин. Она рывком поставила Абеке перед собой, закрывшись ею, как щитом, и приставила нож к ее горлу.
«Нет, нет, нет», – рыдала настоящая Мейлин внутри себя.
Роллан застыл в нескольких шагах от нее, но достаточно близко, чтобы видеть ее глаза.
– Мейлин, – позвал он. Боль искажала его лицо. Мейлин знала, что он думает о матери, о том, как смотрел на нее и в такие же злобные желтые глаза совсем недавно. – Слушай меня. Знаю, что ты по-прежнему там. Ты можешь победить это! Ты самый сильный человек, которого… самый сильный, может, вообще. Ты можешь победить ее!
Мейлин сомневалась, что это правда. Какие шансы у нее против Великого Зверя и его магии? Но она попыталась. Она мысленно надавила на когти, впившиеся в ее разум, и рванулась, пытаясь пробиться обратно и вернуть контроль над собственным телом.
