желанием сломать, разбить, а то и убить – разрушить все, что было ему не по душе.
Сергар был уверен, что бабка Надя это знала, но все-таки рискнула. Почему? А почему бы и нет? Средство это очень эффективно, если хорошо питаться, мышцы нарастают, как тесто на дрожжах. Что касается агрессии, так тоже ничего страшного – кто может вызвать агрессию у человека, запертого в доме и не выходящего на свет? Если только сама лекарка, но она умеет себя защитить от любого человека, не владеющего магией.
Подкатившись к стене, откинул голову, уперев затылок в холодный бетон, закрыл глаза. Перед внутренним взором мелькали лица, фигуры людей, картинки из увиденного в последние дни.
Бабка Надя, скорчившаяся на постели и ставшая совсем маленькой, меньше, чем была при жизни.
Участковый – огромный, сильный, смотревший на Сергара с презрением, осуждением, как на предателя и подлеца.
Матвей – здоровенный, как и Игорь, – глаза мокрые, в них боль и ярость.
Холеный полковник в своей смешной широкой шляпе, которую здесь называли «фуражка».
Веселый постовой, скучный дежурный, разбитые, испитые рожи сокамерников.
Век бы этого всего не видеть! И поесть! Поесть! Ну почему не попросил Игоря дать хоть кусок хлеба?! Он бы понял… Гордость, все гордость! А пора бы отвыкнуть от гордости. Уже не боевой маг, не сильный мужчина, которого не взять голыми руками – он низший из низших!
Безногий инвалид, к тому же обвиняемый в убийстве старухи! Куда еще ниже-то?
Задремал. Вернее, впал в состояние, близкое к дремоте. Так легче переносить нелегкую жизнь. Например, когда сидишь под дождем в открытом поле, из жратвы только размокший сухарь, а проклятый обоз с мясом и хлебом застрял в грязи возле ближайшей деревни. И командование – чтоб его понос прошиб! – не разрешает покинуть ту лужу, в которой обосновался ганз!
В прежние времена Сергар бы воспринял все павшие на него тяготы как нормальную часть жизни, а теперь… теперь он отвык, расслабился без воинской службы.
Ослаб. Да, ослаб! И не только телом.
Грохот стальной двери, шаги, глуховатый, хриплый голос:
– Во! И урод здесь! Спит спокойно, козлина!
– Ты чего до него докопался, Сеня?
– Че-че, бабку замочил он, урод гребаный! Слыхали про бабку Надю? Вот он ее и задушил!
– Да ты че? В натуре? Вот гад! А откуда знаешь?
– Следак сказал. Грит, его Воскобойников притащил, прямо с бабки снял!
– Ни хера себе! Он че, мохнатый сейф вскрывал?! Че он на бабку-то полез?! Не – погодь, че-то не вяжется. У меня сосед покойный на коляске катался, так вот говорил – ничо не работает у этих инвалидов. Ниже пояса вабще ничо не работает. Так что гонишь.
– Че я гоню?! Ты базар-то фильтруй! Че услышал от следака, то и говорю! Задушил! На бабке лежал! А че он там может, че не может – я те че, доктор, че ли?
– Так вот и не гони, раз не знашь. Мож, следак нарошно фуфло прогнал, а ты на ментовские штучки повелся! Че, в натуре, ментам веришь?
– А давай ево и спросим! Делов-то! Эй, ты, урод, просыпайся! Хорош дрыхнуть!
Сергар почувствовал удар – кто-то пнул его в колено, да так, что коляска развернулась боком к стене. Открыл глаза, готовый к бою, и в первую секунду не понял, где находится. Ему снился мертвый город, толпа бродячих трупов, и Сергар не очень удивился, когда перед его лицом возникла рожа, похожая на одного из тех, кто заполняет улицы убитых городов – бледная, с покрасневшими белками глаз и такая же бессмысленно-тупая.
– Проснулся?! Давай, говори обчеству, с какого… ты бабку завалил?!
Толстогубый хотел сплюнуть, но покосился на одну из лежанок и не решился. Плевать в «хате» – западло.
– Ты че молчишь, пялишься?! – не унимался парень. – Ты че, в уши долбишься, че ли, не слышишь?! А может, тебя надо научить, што старшим отвечают?! – Парень был не старше «Олега», но важность момента делала его великим, мудрым, старым.
Сергар молча смотрел на незнакомца, и в голове у него звенело – гулко, как в медном котле. Не отвечать! Держаться!
– Глянь! Опять спать вздумал! Ты че, не уважаешь пацанов?! Ах ты, урод гребаный!
Парень схватил Сергара за волосы, с размаху хлестнул его рукой по лицу. Широкая ладонь, пахнущая потом и мочой, скользнула по губам Сергара, выбив из них брызги слюны, попавшей на рубашку «собеседника». Замахнулся еще раз, но…
Вспышка ярости – мгновенная, яркая, утопившая мозг в желании бить, крушить, терзать!
Память не подвела. И пусть рефлексы еще не те, да и руки совсем другие, но эти руки тренированы, сильны – попробуй-ка подтянуться пятьдесят раз подряд! – и пусть даже не такие умелые, как прежние руки боевого мага, но…
Короткий, хлесткий удар в кадык! Толчок!
Хрип, бульканье, падение тяжелого тела, скрежет каблуков по каменному полу, и мысль: «Вот теперь мне конец! Что же я наделал?!»
– Гля! Он убил его! Пацаны, он Сеню убил! Ни… себе! Эй, начальник, «Скорую» давай! «Скорую»! Тут этот больной урод Сеню убил!
