Я сделал все, что мог! Если душа все-таки осталась в теле, она спряталась где-то в мозгу. Где-то там, куда я не смог добраться. Потому что я никогда не делал такой работы, никогда не лечил больных, душа которых спряталась либо улетела! Ты понимаешь, нет?! Теперь – ты понимаешь? Я не могу прыгнуть выше своего уровня! Я не могу сделать того, что я не могу сделать!
Из Зои будто вынули стержень. Она упала на дочь, завыла, зарыдала, забилась, будто в судорогах. На все это страшно было смотреть – так рыдают по мертвым, так оплакивают то, что дороже всего на свете и чего никогда уже не вернуть – любимого ребенка, выношенного, вынянченного, обласканного до последнего родимого пятнышка на теле, до ямочки на щеках, до ноготка на мизинчике! Нет ничего хуже, чем пережить свое дитя…
– Помоги! Да помоги же! – Зоя оторвалась от тела дочери, бросилась к Сергару, уткнулась головой в пол. – Помоги! Сделай что-нибудь! Век за тебя бога молить буду! Я знаю, ты можешь! Или я тебя убью! Убью!
Женщина подняла голову, впилась в лекаря взглядом горящих яростью глаз, и Сергар невольно почувствовал холодный озноб. Вражеские маги не были так страшны! Куда там зеланским магам! Разъяренная женщина, которая защищает своего ребенка, гораздо страшнее! И ведь убьет, правда!
– Попробую помочь, я же сказал, – Сергар устало помотал головой. – Ты меня недослушала. Если душа девочки осталась в теле – постараюсь поставить на место. Если же она все-таки улетела – ничего не смогу сделать. Пойми, я лекарь, а не бог. Только боги могут поймать душу и вставить ее в новое тело.
– Что тебе для этого нужно?! Что?! – захрипела Зоя, закашлявшись, подавившись рыданиями. – Что тебе нужно, чтобы начать?
– Отдохнуть. Немного отдохнуть. Подзарядиться, – коротко ответил Сергар, пытаясь подняться с табурета. – Еще – хорошей еды. Мяса, сметаны, сыра, красного вина. Хорошего красного вина. Можно подогреть его с пряностями. Мне нужно восстановить силы. Два часа отдыха, и я буду готов.
– Все сделаю! Все! – Зоя вскочила, будто подброшенная катапультой, пошатнулась, удержалась на ногах и лихорадочно пригладила волосы, проведя по ним ладонью. – Если что-то еще надо – скажи! Я сейчас! А дочку куда?
– Тут пусть лежит. Не трогайте ее. Мне принесите кровать – прилягу. Или хотя бы матрас на пол бросьте, я немного посплю. Да, лучше матрас – поменьше суеты, не привлекайте внимания. Все! Пошли!
Сергар дождался, когда у подоконника на пол ему положили матрас. Он даже не посмотрел – чистый или нет, – в больнице матрасы особой чистотой не отличались. С трудом, с помощью Маши добрался до своего «великолепного» ложа и свалился, забывшись тяжелым, беспокойным сном.
Ему приснилась битва под Скельгеном, впервые, после стольких лет. Он навсегда постарался забыть тот день, а тут вдруг – опять, как наяву: огромный, закованный в сталь всадник с мечом в руках. Сергар ничего не смог поделать – тот выскочил из-за бугра откуда-то сзади, врубился в шеренгу магов, как наказание богов!
Маги не носили кольчуг – они плохо влияют на способность подзаряжаться Силой. Не носили брони – по той же причине. Их оружие и защита – магия. Но только не после двух часов беспрерывной стрельбы огненными шарами.
Какой придурок поставил этакую хлипкую защиту? Маги никогда не работали без прикрытия! Во время стрельбы они были беззащитны сзади и с флангов, и зеланский конник тяжелой кавалерии доказал это в полной мере.
Двое магов погибли сразу, зарубленные одним ударом, – конник косил шеренгу, как добрый косарь луговую траву! Еще двое – прежде чем кто-то успел сказать: «Ах!»
Сергар все-таки успел метнуть в конника кинжал, бессильно скользнувший по тяжелой броне и лишь привлекший внимание «смертоносной стальной башни» к магу, не желавшему умирать без боя.
Навсегда запомнилась блестящая стальная полоса, взметнувшаяся вверх и ярко блеснувшая в свете полуденного солнца. Зазубрины на слегка волнистом лезвии, кровь, рубиновыми капельками разлетающаяся по сторонам, голубой камень в крестовине рукояти. Взгляд из прорезей высокого, украшенного султаном шлема, и царапина на правом наплечнике – даже не царапина, борозда, вероятно, проделанная наконечником тяжелого копья.
Сколько раз Сергару снилась эта картина! Сколько раз посреди ночи он просыпался с яростным криком, пробуждая своих боевых товарищей или трактирную шлюху.
Ярость! Страх! Боль и осознание скорой гибели – этого не забыть никогда!
Его тогда спасла случайность – отступая назад в попытке избежать удара клинка, он поскользнулся на кишках Иссольда, прежде стоявшего в строю слева и разрубленного ударом тяжелого меча. Упал, машинально прикрывшись рукой, и меч, вместо того чтобы развалить на две части, «всего лишь» отсек левую руку выше локтя, пройдя в пальце от груди и распоров новую форменную куртку.
Конник замахнулся еще раз, но через мгновение уже превратился в воющий, но еще живой кусок поджаренного мяса. Кто-то все-таки сумел сохранить часть Силы. А может, успел подзарядиться, пока уничтожали его товарищей.
С тех пор Сергар никогда, ни при каких обстоятельствах не осушал себя до конца. Всегда оставлял Силы на пару-тройку выстрелов.
Фонтанирующую кровью культю ему перетянули, слегка залечив рану, и отправили в тыл. Руку потом вырастили за счет казны – не из человеколюбия, нет, – государству было глубоко плевать на какого-то там боевого мага, но ведь кому-то все-таки нужно стоять в строю и палить по рядам зеланской конницы? А также легкой и тяжелой пехоты.
Вот и вылечили. Отсутствие руки не означает прекращение контракта. Вот если бы голову, тогда – да. А рука – что, рука отрастает! Месяц боли, зуда,
