– Брайан?
Раздался негромкий храп. Клаузер уже заснул.
Пукки выключил свет, вышел в загроможденный картонными коробками зал и закрыл дверь спальни. Еще одна ночь на кушетке у друга. Чанг не спал на кушетках с тех пор, как был женат.
Он включил телевизор и начал смотреть новости. Главной темой репортажей была гибель Джея Парлара. Лицо ведущего казалось мрачным. Журналистка, ведущая репортаж возле дома Парлара, тоже выглядела очень озабоченной. Хотя… кто такие репортеры? Они, как вампиры, живут за счет чужой крови…
Пукки выключил телевизор и снял куртку. Ему тоже требовалось расслабиться. Он вытащил из кармана куртки блокнот.
Все перепуталось, и его напарник сейчас был в полном дерьме… Кроме того, в полицейском управлении Сан-Франциско, похоже, давно существовал какой-то заговор… Но это вовсе не означало, что Пукки мог забыть о других своих важнейших обязанностях.
Напевая себе под нос, он принялся набрасывать комментарии для своего сценария, надеясь, что это занятие позволит ему несколько освежить голову и выбросить все лишнее. Хотя бы на время…
Роберта
Рекс рисовал.
На этот раз – Алекса Пейноса. Никаких топоров, цепных пил и никаких монстров. Только Алекс.
Алекс и Рекс.
Ему было приятно рисовать. Рекс чувствовал, что, когда он изображал испуг в глазах Алекса, его член напрягается, как никогда…
Карандаш в его руке весело шуршал по бумаге, формы постепенно обретали свои очертания – круги, овалы и цилиндры превращались в лица, туловища, руки и ноги.
Кривые обозначали следы крови…
Да, да, это было хорошо, это было
Дыхание Рекса участилось. Лицо начинало гореть. Сердце колотилось все сильнее, и этот стук уже отдавался в голове. Возможно, ему не следовало так увлекаться, но теперь было уже все равно. Кровь, боль и смерть заводили его, и нынче он понял, почему мальчишки в школе постоянно болтали о порнухе.
Возникали все новые и новые линии. Рекс взял цветной карандаш. Вот появилась рука, отрубленная рука Алекса, вся забрызганная кровью. Рекс рисовал правой рукой. Левая рука опустилась вниз, расстегнула молнию на ширинке и скользнула внутрь…
Это будет его лучший рисунок. Лучший…
Время словно растворилось, исчезло. Рекс видел перед собой только линии и формы, линии и формы…
Дверь его спальни с грохотом открылась, нарушив эту приятную тишину.
Вскинув голову, Рекс оглянулся.
Там стояла Роберта. Женщина уже держала в руке ремень. Нахмурившись, она не сводила с него сердитых глаз. Рекс опустил глаза: у него в руке был маленький, но уже набухший член…
– Меня вызвали в школу, – сквозь зубы проговорила Роберта.
Она зашла в его комнату, захлопнув за собой дверь.
Рекс оказался в ловушке.
– Мне сказали, что ты
– Но, мама, я…
–
Рекс опустил голову и начал быстро застегивать штаны, когда вдруг услышал треск и почувствовал, как обожгло левую щеку. От неожиданности он затаил дыхание и осторожно потрогал щеку. Ему стало больно.
– Конечно! – сказала Роберта, покручивая ремнем в руке. – Сейчас я тебя проучу, грязный недоносок!
Ремень снова со свистом рассек воздух. Рекс нагнулся, но споткнулся о табурет. Опрокинув табурет, он упал и стукнулся затылком о пол.
– Грешник несчастный! Сейчас ты у меня получишь! Вот тебе!
Он попытался встать. Его руки и ноги сделались ватными.
Удар ремня пришелся ему по лбу, потом по носу; он инстинктивно закрыл лицо руками.
– Мерзкий мальчишка!
Сильно обожгло плечо – так сильно, что он даже вскрикнул.
