Ночная жажда

Всё как в комиксах: он теперь обладал способностями к сверхзаживлению и, очевидно, определенным уровнем сверхсилы. Он всего лишь вдохнул запах мочи. Не слишком круто, как, например, укус радиоактивного паука…

– Но почему моя Z-хромосома бездействовала?

– Понятия не имею, – сказала Робин. – С учетом всего, что мы видели, организм применял некоторую стратегию защиты. Если кто-нибудь из твоего вида…

– Моего вида? Я не один из них…

– С научной точки зрения. Не раскисай. Так или иначе, возможно, десятки тысяч – нет, сотни тысяч лет назад на генеалогическом дереве…

– Робин, я уже почти подъехал к больнице, – перебил ее Брайан, увидев слева большой корпус Центрального госпиталя. – Ты можешь поскорее перейти к сути?

– Прости. Мое предположение связано с тем, что если один из представителей твоего вида оказывался в изоляции и его гены действительно проявлялись, возможно, нормальные люди убивали его. Таким образом, подавленные гены способствуют выживанию. Может быть, гены проявляются только в том случае, когда вокруг есть другие представители твоего вида – своего рода разновидность количественного самосохранения. Природа постоянно активирует подавленные гены с помощью гормонов и других сигнальных механизмов. Сначала ты вел себя как подавленный, то есть нормальный организм, но потом он обнаружил себе подобных, после чего твои скрытые гены активизировались.

Брайан не понял и четверти из того, что она сказала. Правда, это сейчас не имело для него никакого значения.

– Мне нужно идти, – сказал он.

– Ты позвонил Пукки?

Вот дьявол! Он напрочь забыл о своем напарнике и о том, что забрал у него автомобиль.

– Нет, не позвонил. А ты не могла бы позвонить ему и сказать, что он может забрать свой «Бьюик» у больницы?

В трубке воцарилось молчание.

– Брайан, – проговорила Робин, – он разыскивал тебя вчера целый день. Этим утром он мне звонил. Ты не представляешь, как он расстроен тем, что ты даже не подал ему никакой весточки…

Да, ему, конечно, следовало позвонить Пукки. Но сейчас ему точно некогда: впереди его ждали более неотложные дела…

– Послушай, Робин, позвони ему сама, пожалуйста. Скажи, что со мною все в порядке, ладно?

– Хорошо, – сказала она. – Я люблю тебя, Брайан.

– Я тоже тебя люблю.

Эти слова теперь было гораздо легче произнести, чем тогда, в первый раз… Он отключил вызов.

Центральный госпиталь Сан-Франциско – это целый комплекс зданий, но Эриксона, насколько было известно, поместили куда-то в северное крыло. Вдоль тротуара шла кирпичная, высотой с человеческий рост, стена, а над нею вздымался красный забор. Зачем он был нужен? Брайан терялся в догадках.

Адам сбавил скорость, затем резко развернулся, съехав на открытую парковку рядом с двадцатым корпусом. Брайан с великим трудом повторил этот разворот на «Бьюике» и понял две вещи: во-первых, «Бьюик» – на редкость дрянной автомобиль, а во-вторых, Адам водит машину намного лучше его. Брайан припарковался справа от его автомобиля. Задняя пассажирская дверца «Магнума» распахнулась. Опираясь на трость, из автомобиля медленно вышел Олдер Джессап. Брайан поспешил ему навстречу.

– Подождите здесь, инспектор, – сказал Олдер. – Я отыщу шефа Зоу и все выясню.

– А вы что же, с ней друзья?

Возможно, Олдер поможет им вернуться на работу…

– Я не видел ее уже двадцать восемь лет, – ответил Олдер. – И наши отношения весьма далеки от дружеских… Адам, идем.

И они вместе с внуком отправились к главному входу в Центральный госпиталь.

В лабиринте

Электрические фонари были выключены. На мачте из черепов горели несколько факелов; их слабый свет был не в состоянии проникнуть в траншеи арены.

Кругом стояла тишина, прерываемая лишь хрустом грязи и песка под их ногами и слабым, едва слышным скрипом позади, со стороны корабля. Они вошли в траншеи. Потолка пещеры Эгги не видел, кругом было слишком темно. Он продолжал двигаться, стараясь не думать о том, что в этом страшном лабиринте совсем недавно был растерзан подросток, из мяса которого потом готовили сэндвичи.

– Сюда, – сказала Хиллари, сворачивая направо.

Эгги последовал за ней. Он вдруг понял, откуда исходит тот странный звук, который он поначалу принял за скрип корабельных переборок. Это храпела Мамочка…

Хиллари на этот раз повела его другим путем. Вместо того чтобы выйти на выступ, где обычно собирались зрители, они скользнули в узкий проход и