— Хорошо тут у вас. Тепло. — Онкен снял кепи и протер платком короткую прическу. — Так что паровозики вовсе тебе не подарки, а премия за отличную работу с интендантами. До нового года для ЧК ты в отпуске, а перед ним жду от тебя заявления об отставке с поста королевского комиссара по состоянию здоровья.
— Так я же здоров, как бык, экселенц, — возмутился я не по-детски.
— Врачебная комиссия, Савва, легко докажет обратное, — подмигнул мне генерал. — Нервные болезни, они такие… Неочевидные. В воздухоплавательном отряде император уже вывел тебя за штат. В резерв, который также надо подтвердить медкомиссией в течение полугода, иначе отставка. С нового года ты там без жалованья. Но право ношения мундира тебе оставили. Все же ты имперский рыцарь… А их не так уж много.
— На какое время продлит мое лечение новогодняя комиссия?
— Стандартно. На три месяца.
— А моя служба в гвардии Ремидия?
— Нас она не касается. Императора тоже. Это внутреннее дело Реции. Говори, Савва, свое последнее желание, и я пойду собираться на прощальную аудиенцию к маркграфу.
— Если оно последнее… то создайте, экселенц, несколько королевских стипендий в Политехническом институте Будвица для рецких юношей и девушек. В знак храбрости рецких войск на Восточном фронте. А кандидатов я подберу.
— Стипендиаты Кровавого Кобчика? — хохотнул генерал. — Забавно. Но думаю, что нет тут ничего сложного и недостижимого. Будут тебе стипендии.
И мне показалось, что Онкен облегченно вздохнул.
— Осмелюсь задать еще вопрос, экселенц.
— Валяй, — разрешил генерал-адъютант обреченным тоном и махнул рукой.
— Я не понимаю резкой перемены отношения ко мне Ремидия. Такое ощущение, что он не желает меня видеть. Понять, почему это происходит, я не в состоянии.
— Савва, я вот временами сомневаюсь, что ты рецкий горец. И не потому, что не блондин, а потому что часто не знаешь элементарных вещей, которые всасываются с молоком матери. Даже я об этом знаю, хотя я наполовину огемец, наполовину удет. И к Реции никакого отношения не имею.
Я стоял и таращил на Онкена глаза, ничего не понимая.
— По древнему горскому обычаю, который процветал в Реции и Швице периода племенной раздробленности — до того как эти горы объединил предок Ремидия, тот, кто проводил «кровавую тризну» по единственному сыну вождя, сам становился ему сыном, даже если перед этим он был его кровником. И это не обсуждалось. В глазах народа ты сегодня сын Ремидия, хочет он тебя признавать в таком качестве или нет. А вот в глазах окружения маркграфа ты — лишний раздражитель и претендент на то, что они уже наперед поделили. Так что твою охрану я оставляю при тебе с оплатой ее из бюджета нашего Дворца. Все же ты остаешься флигель-адъютантом Бисера.
Я молчал, переваривая эту информационную бомбу. Онкен не мешал мне. Не каждый день человека так ударяют пыльным мешком по голове. Объявляют сыном совсем чужого человека. К тому же правителя немаленькой страны. Вот только этого мне не хватало для полного счастья! Неужели нельзя жить спокойно и трудиться с наслаждением?
— Это такая седая древность, — пролепетал я. — К тому же не имеет никакого юридического веса по законам империи.
— Обычай часто важнее законов. Запомни это, Савва. Обычай — это то, что пережило многие законы. Закон можно переписать, а обычай — нет.
— Ремидий мне подарил имение своего сына… — сообщил я Онкену. — Но через третье лицо. Не лично.
— Вот видишь… — наставительно произнес Онкен. — Ему, вероятно, сейчас непросто. Уехал бы ты в это имение пожить отпускником. Было бы лучше для всех.
— Завод моторный надо ставить здесь, экселенц. И перестраивать филиал нашего «Гочкиза». Вводить в строй линию ручных пулеметов. Иначе, чую, придется это делать в авральном порядке. И не в таком уж далеком будущем. А пока насытить ручниками хотя бы рецких горных стрелков. Пока Западный фронт не раззявил свою бездонную пасть.
— Кстати о пулеметах, — улыбнулся Онкен. — В банке тебя ждет чек на очень приличную сумму от ГАУ за модернизацию системы Лозе. Не делай такие страшные глаза — Гоч уже получил свой чек. Западный фронт нынче аж пищит от удовольствия, хотя им мы посылаем упрощенный вариант «Гоч- Лозе» без гофрирования кожуха и крышки под снег. А представители концерна «Лозе» завалили принца жалобами на жадность и жлобство Гоча.
— А что принц? — спросил я с надеждой.
— А что принц? Разводит руками и жалобно лепечет что-то про священный принцип частной собственности.
И мы дружно заржали, оглашая радостными звуками осенний луг.
И как-то расхотелось мне обижаться на всю эту бисеровскую шайку.
Место для завода Болинтера нашлось неожиданно. Потому как совершенно случайно на глаза мне попалась карта с предполагаемым маршрутом новой
