— Вижу берег! — крикнул боцманмат со штурвала горизонтальной наводки.
— Савва, мне сейчас совсем не до тебя, — выговорил мне Плотто. — Смотри сам. Запоминай.
Морской берег из-за нагромождения льда на дюнах выглядел как горный хребет, а вот само море было чистым и спокойным. Солнечные блики лениво отражались от пологих волн. В воздухе заметно посвежело, точнее сказать, помокрело… В общем, влажность заметно повысилась, и это чувствовалось.
— На горизонте, держать нос на нуле, — громко приказал Плотто.
— Есть, командор, — отозвался рулевой с левого борта.
— Высота? — снова сделал запрос командор.
— Восемьсот метров, — немедленно последовал четкий ответ из-за моей спины.
— Температура за бортом?
— Минус пятнадцать.
— Добро. Курс четко на восток, — приказал он рулевым и повернулся ко мне: — Запоминай, Савва, над морем всегда теплее, чем над сушей, если только нет шторма. А в шторм нам летать противопоказано. Двигатели слишком маломощные, чтобы сопротивляться сильному ветру, — снесет неизвестно куда.
По морю милях в двадцати от берега, отчаянно дымя некачественным углем, уходил на северо-запад кильватерной линией конвой из четырех больших пароходов. Не меньше пяти тысяч тонн водоизмещением каждый. Их охранял всего один трехтрубный крейсер второго ранга с открыто стоящими орудиями на верхней палубе.
— Бомбить будем? — спросил я командора с подначкой.
— Нет. Только бомбы зазря тратить. Пустые они идут, — спокойно ответил Вит, — глянь, как высока ватерлиния, даже отсюда видно без бинокля. На таких корытах обычно снаряды подвозят островитянам. Идем к городу — наши цели там. Вот поэтому, Савва, я и не люблю морскую разведку. Видеть видишь, а вот передать эти сведения никакой возможности у нас нет. Вот если бы было что-нибудь типа беспроволочного телеграфа… — мечтательно произнес командор.
— Почему нет? — ответил я. — Вполне возможно такое. Даже на тех электрических батареях, что у нас есть. Искровой принцип. Правда, передать можно будет только два знака, одинарный и двойной, — и постучал по обшивке, демонстрируя, — точка, тире, точка, тире… Язык специальный придумывать придется. А технически нет ничего невозможного.
— Хм… Я даже знаю, кого надо навьючить этой проблемой, — пробормотал Плотто скорее для себя, чем отвечая мне. — А язык такой есть. Применялся на телеграфе до изобретения буквенного аппарата.
Интересно, кого это командор назначил местным Поповым-Маркони? Но любопытствовать не стал. Мое дело идею кинуть, потому как сам я это дело точно не потяну. Для меня все, что касается радио, проходит по категории колдовства и шаманства.
— Что-то нашего флота совсем не видно, — произнес я с осуждением, отвлекшись от мыслей о прогрессорстве и опуская мощный морской бинокль.
— Щеттинпорт для нашего флота второстепенная цель. Тем более что наша армия на востоке опять закопалась в землю и сидит в траншеях, вяло постреливая. Вот на Западном фронте — там да, как коляски по проспекту, транспорты по проливам ходят. Там капитаны себе тоннаж зарабатывают и кресты по потопленному тоннажу согласно указу императора.
И тут же прикрикнул на рулевых:
— Вертикальный пост, держать нос на нуле!
— Есть на нуле, — откликнулся рулевой.
— Что с носом не так? — продолжал я пытать командора.
— Да лед на нем нарастает сильнее, чем на других местах оболочки. Тянет вниз.
— Не боишься обледенения?
— Расчеты показывают, что подъемной силы нам хватит даже на полное обледенение оболочки. Вот только потом соскребать лед на земле замучаются матросики.
— Используй спирт. И оболочка будет целей, — посоветовал я.
— Ага… Чтобы потом вся аэродромная рота ходила пьяной и оправдывалась тем, что во время работы надышалась? Плохо ты, Савва, наших матросиков знаешь. Это не твои дисциплинированные горцы, слушающиеся военного вождя, как отца родного.
Я решил, что сравнение горцев и матросов в присутствии последних неуместно, и спросил другое:
— А балласт у тебя не замерзнет?
— Нет. Вместо воды в мороз я использую мелкий щебень, дворницкий такой, которым они гололед присыпают.
— Почему не песок?
