– Когда на этом корабле будет дисциплина? – сказал Быков.
Пассажиры молчали.
– Мальчишки, – сказал Быков с отвращением и сел. – Бедлам. Что с вами, мсье Моллар? – спросил он устало.
– Это суп, – с готовностью сказал Моллар. – Я немедленно пойду почиститься.
– Подождите, мсье Моллар, – сказал Быков.
– Кх…де мы? – прохрипел Юрковский.
– Падаем, – коротко сказал Быков.
Юрковский вздрогнул и поднялся.
– Кх…уда? – спросил он. Он ждал этого, но все-таки вздрогнул.
– В Юпитер, – сказал Быков. Он не смотрел на планетологов. Он смотрел на Моллара. Ему было очень жалко Моллара. Моллар был в первом своем настоящем космическом рейсе, и его очень ждали на Амальтее. Моллар был замечательным радиооптиком.
– О, – сказал Моллар, – в Юпитер?
– Да. – Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу. – Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
– Гореть будем? – быстро спросил Дауге.
– Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
– Пойду почиститься.
– Погодите, Шарль, – сказал Быков. – Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.
– Поняли, – сказал Дауге.
– Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь, – сказал Моллар.
Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
– Х-хорошо ска-азано, – сказал Юрковский.
– C'est le mot<Хорошо сказано (фр.).>, – сказал Моллар. Он улыбался. – Можно… Можно я все-таки пойду чистить себя?
– Да, идите, – медленно сказал Быков.
Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.
– Что он поет? – спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.
Дауге прислушался и стал переводить:
– «Две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пустоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них». Что-то в этом роде.
– Тра-ля-ля, – задумчиво сказал Быков. – Здорово.
– Т-ты п-пе-ереводишь, к-как ЛИАНТО, – сказал Юрковский. – «С-сиганули» – ш-шедевр.
Быков поглядел на него с изумлением.
– Ты что это, Владимир? – спросил он. – Что с тобой?
– З-заика н-на-а всю жизнь, – ответил Юрковский, усмехаясь.
– Его ударило током, – сказал тихо Дауге.
Быков пожевал губами.
– Ничего, – сказал он. – Не мы первые. Бывало и похуже.
Он знал, что хуже еще никогда не бывало. Ни с ним, ни с планетологами.
Из полуоткрытого люка раздался голос Михаила Антоновича:
– Алешенька, готово!
– Поди сюда, – сказал Быков.
Михаил Антонович, толстый и исцарапанный, ввалился в кают-компанию. Он был без рубашки и лоснился от пота.
– Ух, как тут у вас холодно! – сказал он, обхватывая толстую грудь короткими пухлыми ручками. – А в рубке ужасно жарко.
– Давай, Михаил, – нетерпеливо сказал Быков.
– А что с Володенькой? – испуганно спросил штурман.
– Давай, давай, – повторил Быков. – Током его ударило.
– А где Шарль? – спросил штурман, усаживаясь.
– Шарль жив и здоров, – ответил Быков, сдерживаясь. – Все живы и здоровы. Начинай.
– Ну и слава богу, – сказал штурман. – Так вот, мальчики. Я здесь немножко посчитал, и получается вот какая картина. «Тахмасиб» падает, и
