– Люди твоей специальности, Витя, просто так ничего не делают, – широко ухмыльнулся Кобрин. – И уж точно ничему не удивляются. Ладно, проехали. Никакой я не шпион, честно-пречестно.
– Проехали – так проехали, – насупился товарищ. – Хоть и непонятно, куда именно. Только ты болтай меньше, Иван, добро? Еще услышит кто, стуканет из лучших побуждений, как к своим выберемся, огребем по полной. Причем оба.
– Ну, извиняй, Витя. Кстати, насчет выхода к своим – чего делать будем? – Комбат раскрыл на коленях планшет, вытащил фонарик. Хоть он и включал его нечасто, батарейки за двое суток почти полностью разрядились, и свет стал тускло-желтым. Да уж, как они вообще с такими энергоэлементами живут?! Каменный век, честное слово.
– Вот гляди, мы тут, а немцы, если разведка ничего не напутала, – здесь. Если затемно выступим, обойти их ни разу не проблема, но тогда фрицы окажутся у нас за спиной со смешным отрывом по времени и расстоянию. Дорога-то одна, а по лесу целый батальон вести, да с ранеными – сам понимаешь. Танк опять же бросить придется. Что думаешь?
Мамлей Зыкин, сосредоточенно морща лоб, молчал почти минуту. Затем неожиданно весело выдал:
– Знаешь, Степаныч, а я за эти дни, похоже, в тебе разобрался! Да не хмурься ты, я ж насчет тактического планирования или как там это у вас называется? Никаких намеков.
– А до того, значит, ты меня плохо знал? – усмехнулся в ответ Сергей. И, покопавшись в памяти реципиента, добавил: – Мы ж больше трех лет вместе служим?
– Да не о том я, сказал же! Просто, вот ты мне вопрос задал, хотя прекрасно понимаешь, что начштаба из меня – как из навоза пуля. И совет тебе никакой не нужен, поскольку ты уже все для себя решил. Хочешь угадаю, что именно?
Кобрин заинтересованно кивнул: «валяй, мол».
– А решил ты, товарищ капитан, на этих немцев внезапно напасть да транспорт захватить. И с ветерком к нашим рвануть. Потому что с ранеными да голодными бойцами нам далеко не уйти, а у танка соляры аж на пару километров осталось. Ну угадал? – Зыкин торжествующе взглянул на комбата.
– Угадал, Витя, – не стал спорить тот. – Только сомневаюсь, что выгорит. Боюсь бойцов зря положить. – Сергей невесело вздохнул. – И вчера, и позавчера – вот ни секунды не колебался, знал, как правильно поступить. Но вот сегодня – сомневаюсь. А сомневаться я, Витя, должен тебе заметить, терпеть не могу. Вот так-то, лейтенант. Кстати, ты прав, мне не совет нужен, а скорей моральная поддержка.
Зыкин взглянул в упор. Глаза особиста были серьезными и холодными:
– А вот не нужно сомневаться, товарищ капитан. Все ваши прошлые решения оказались правильными и привели к победе над вторгшимся на нашу землю противником. – Неожиданно хлопнув комбата по плечу, особист ободряюще улыбнулся и докончил прежним тоном: – Когда атакуем, Степаныч?..
Обершутце[3] Курт Ланге, не скрываясь, зевнул. И, мгновение поколебавшись, не менее громко испортил воздух. Бояться было некого и нечего – проверяющий посты нудный придира лейтенант Леманн, чтоб ему заболеть гонореей в первом же полевом борделе, уроду, только что отвалил, убедившись, что часовой не спит, и прочитав дежурную лекцию о коварстве противника и необходимости соблюдать бдительность. Дежурить Курту довелось в самое паршивое предрассветное время, когда особенно сильно хочется спать. Нет, Леманн точно мудак. Отомстил-таки за тот случай в Польше, дерьмо собачье! Ну, да и хрен с ним, меньше часа до побудки осталось, а на марше он покемарит пару часиков на чехлах в кузове грузовика. А лейтенант? Придет время, он ему тоже как-нибудь подгадит.
Лениво оглядев окрестности, обершутце поддернул на плече ремень карабина и снова зевнул. Небо на востоке уже посветлело, однако тени под крайними деревьями недалекой лесной опушки от этого лишь сгустились, почернели, будто насыщаясь отступающей ночной темнотой. Еще и легкий туман опустился. Как ни напрягай глаза, ничего не разглядишь. Да и чего там высматривать? Русских? Так после вчерашнего боя они наверняка драпают со всей возможной скоростью на восток. Правда, прошлым утром большевики им неплохо вломили, перебив кучу солдат и техники. Что ж, это война, всякое бывает. Тем более Ланге твердо убежден, что это – не более чем единичный случай, досадная случайность и дальше все пойдет как по маслу. Чем эти самые монголоиды, как называет их ротный, отличаются от тех же французов или поляков? Воюют так же плохо, потому даже смешно думать, что им удастся хоть на день затормозить неумолимый стальной каток блицкрига. Еще до осени вермахт, как и обещал великий фюрер, вступит в их дикую Москву, где и будет подписана капитуляция. А может, и подписывать никто ничего и ни с кем не станет, просто перебьют всех унтерменшей – и аллес. Много чести, еще подписывать с ними что-то! Наверняка они даже еще тупее, чем очкастый зануда Леманн.
«Кстати, а вот интересно, как у них тут с борделями? – вспомнив про лейтенанта, Курт вспомнил и свое пожелание, касающееся гонореи, и его мысли плавно переключились на более привычную и приятную тему: – Будет, как в Польше и во Франции или как-то иначе? Парни говорили, что русские женщины вроде бы ничего с виду, но вот каковы они в койке? Нужно будет провентилировать этот вопрос, а то уже несколько дней ни одной бабы, аж между ног зудит. Главное, кондомами запастись, иди, знай, что можно от этих дикарок подхватить».
Стоп, а это еще что за Schei?e? Ланге напряг глаза, пытаясь разглядеть что-то в предрассветной темноте. Вроде бы от опушки в его сторону беззвучно движется какая-то тень. Нет, уже две тени. Три. Десяток… или больше? Пятьдесят метров, тридцать, двадцать. Уже можно расслышать глухой топот множества ног. Это ему кажется или все происходит на самом деле? Да что за…
Торопливо сдернув с плеча карабин, обершутце рванул затворную рукоять. Если он не спит, если происходящее ему не привиделось от усталости, нужно
