Глава 6
Возвращение
Морозный ветер, мчась по улицам, срывает снежные шапки с крыш домов. Завывая и голося на все лады, ледяные потоки врываются в заброшенные дома через разбитые окна. Ветер, словно сорвавшийся с цепи голодный пес, летит дальше, хлопая дверьми и засыпая снегом комнаты и коридоры. Со стороны леса раздается душераздирающий вой. Среди деревьев мелькает тень. Лапы мягко ступают по снегу. Из-за ветвей показывается острая, оскаленная волчья морда. Из пасти свисает тонкая нить слюны. Слюна падает в снег и быстро застывает, леденея на глазах.
Зверь, покрытый густой белоснежной шерстью, тянет носом воздух, ловя запахи поселения. Ветер приносит дизельный выхлоп, к которому примешивается хорошо различимый зловонный смрад горелого мяса. Животное вытягивает морду, стараясь понять, откуда доносится этот запах. Проходит метров пятьдесят и резко останавливается. Хищник видит, что ровно посередине дороги лежит куча из обгоревших собачьих трупов.
Прижимаясь к забору, волк проходит еще несколько шагов, пока острый запах буквально не врывается в его мозг, точно вопя: «Здесь смерть!». Хищник замирает, разглядывая сложенное на скорую руку кострище. Его взгляд скользит по собачьим тушам. Окажись на месте зверя человек, он бы сразу увидел, что у одних туш, которые еще не успели заледенеть, аккуратно прострелены головы, а у других, уже полностью закоченевших, – туловища. Словно кто-то, перед тем как сложить разномастных псов в кучу, облить их горючим и поджечь, тренировался, каждый раз стреляя все лучше и лучше.
Волк, медленно и неуверенно переставляя лапы, обходит дымящееся кострище. Тусклые солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь серую небесную хмарь, окрашивают шерсть твари грязными разводами. Хищник, заметив цепочку человеческих следов, – ног, обутых в ботинки, – еще не занесенных снегом, идет дальше.
Зверю не раз доводилось бывать на окраине поселка, но первый раз он решил зайти так далеко. И на это есть две причины. Первая – голод. Страшный, пожирающий нутро голод, заставил хищника покинуть лес и искать пропитания в поселении. Вторая угадывается по раздутым бокам животного.
Беременная волчица идет по следу. Медленно и бесшумно ступая по снежному насту, она озирается и видит лишь мертвые, занесенные снегом дома. Волчица идет на шум, доносящийся с противоположной улицы. Ей не нравится этот звук – человеческий звук, который молотом стучит по ее ушам. Но этот шум – единственное, что смутно напоминает ей о живых в этом царстве снега и льда.
Вскоре волчица подходит к высокому забору. Она останавливается, переминаясь с лапы на лапу, долго прислушивается к малейшим звукам, доносящимся со двора, и наконец, решается зайти внутрь, проскользнув сквозь неплотно закрытые створки ворот…
– Серый, ты как, готов? – спрашивает Эльза, засовывая в рюкзак упаковку с лекарствами, перетянутую резиновым жгутом.
Сухов, стоя с винтовкой в руках возле оружейки, поворачивает лысую голову.
– Еще пять минут, надо все проверить, – пацан улыбается. – Возвращаться с полпути неохота будет.
Женщина ухмыляется.
– Я это слышала уже раз десять. Пойду заглушу дизель-генератор, а когда вернусь, чтобы ты был уже готов. Иначе опять провозимся до вечера. Решили сегодня, значит, идем сегодня, все!
Эльза поворачивается и уходит.
Сергей окидывает взглядом оружейную комнату, мысленно отмечая, все ли он взял.
«Винтовка, пистолет, карабин, запасные магазины, патроны, – пацан кусает губы. – Нет, вроде ничего не забыл».
Сергей вспоминает, каким он был четыре недели назад, когда только очухался от болезни, и сравнивает с собой теперешним. Уроки Эльзы не прошли зря. Он уже не тот мальчишка, который мог выронить винтовку от выстрела. Он, схватывая все на лету, многому научился за эти дни.
Прятаться, крадучись идти, подолгу лежать в засаде, выжидая удобного момента, разбирать и собирать оружие, рассчитывать расстояние. Сильно помогла литература по вооружению и военному делу, в избытке собранная в подвале, которую Сергей проглатывал запоем, часто засиживаясь до утра. Хотя, кому и ночь – мать. Сергей словно открыл нового себя, тот скрытый талант, который дремал в нем до поры до времени, а теперь… был разбужен. Сильно помогло «ночное» зрение, которое пацан научился «включать» по необходимости. Голова при этом разрывалась, но мальчишка научился загонять боль на второй план, освобождая место трезвому расчету.
Доказательством тому – сожженные собачьи трупы. Каждого пса Сухов убил самолично, день за днем стреляя по живым мишеням и оттачивая навыки снайпера.
Было ли ему жалко убивать этих псов, которые однажды чуть не загрызли его? Сергей часто думал об этом, лежа на койке и глядя в потолок, перед тем как провалиться в тяжкий сон. Каждый раз ему снились псы, точнее, их глаза, которые он видел в прицел снайперской винтовки.
Ответа на этот вопрос Сухов так и не нашел. Вернее, загнал ответ куда-то в глубину сердца, словно боясь проявить жалость. Боясь признаться себе в трусости, а главное, холодея от мысли о том, что однажды в этот прицел ему придется разглядывать человеческие глаза. Глаза, которые будут так же, как и собачьи, наполнены болью и ужасом, когда в их обладателя попадает пуля.
– Серега! – окрик Эльзы выводит пацана из транса.
