А то бы уж сочинили всем сенсациям сенсацию: целая деревня Страшных Русских Фашистов! «Русский Марш» отдыхает, РНЕ нервно курит в сторонке…
Сам Кирилл относился к истерии вокруг старых символов равнодушно. Не так уж важно, что нарисовано на знаменах, гораздо важнее — какие дела под ними вершатся. Крылья самолетов, башни танков и советской, и американской армии украшали пятиконечные звезды Соломона, имеющие не менее древнюю историю, — но никто же не ставит знак равенства между США и Советским Союзом.
К тому же было у Кирилла одно давнее хобби, одно увлечение, — история Зимней войны с финнами. И он знал: кокарды фуражек у солдат Финляндии (безоговорочно оправдываемой нынешними либералами в том давнем конфликте с тоталитарным Союзом) — тоже были украшены свастикой! Причем с восемнадцатого по сорок четвертый годы, а Гитлер, как известно, в девятнадцатом служил в Красной гвардии Баварской республики. И ходил, хе-хе, со звездой Соломона на красной нарукавной повязке, какой позор для будущего фюрера арийской нации…
Пока он шагал, размышляя о делах минувших дней, эхо которых звучит и сегодня, мимо, в том же направлении, прокатила машина. Уже третья. И опять с городским, с питерским номером… И что бы это значило? Наплыв городских родственников в честь пресловутого родительского дня? Или объявились конкуренты в покупке недвижимости?
Последнее предположение не оправдалось — у лихоедовского забора по-прежнему стояла лишь их «пятерка».
Антонина, закончив возню с тестом, занималась на огороде прополкой. На вопрос Кирилла о так и мелькающих мимо городских машинах ответила:
— Так это… как всегда, за мясом приехавши…
— За мясом?! Сюда?! Из Питера?! — изумился Кирилл.
— Так чтоб и не приехать, по тридцать-то целковых… Пудами ж берут.
Цифра изумила Кирилла еще больше.
— Так на рынке ж от нашей, крестьянской цены чуть не вдесятеро накручено, — пояснила Тоня. — Торгаши пить-есть хотят, да прочая братия… А у нас на ферме забой два раз<А> — под родительский день, да под ноябрьские. Щас-то что, а по осени так и катят, прям вереницей… Под завязку грузят, на продажу небось. А летом так, для себя, помаленьку, а то и прям тута, вблизях, шашлыки с водочкой затевают, места-то у нас привольные. Помню, прошлым годом…
Она осеклась, наморщила лоб. Видимо, задумалась: стоит ли рассказывать прошлогоднюю историю, очевидно, не короткую? И решила: не стоит. Закончила совсем по-иному:
— Так и вы ж к ферме скатайтесь, тама и продают… Мясцо свежее, парное — чтоб не попользоваться, коли случ<А>й выдался?
Она объяснила, как добраться до фермы, и вернулась к прерванной прополке.
А Кирилл завел машину и покатил к «их» дому.
Надо понимать, почти уже действительно их, без всяких кавычек.
Марина с трудом удержалась от крика.
Поставила шкатулочку на стол медленно, осторожно, словно была она наполнена самыми зловредными, самыми кусачими насекомыми. Энцефалитными клещами, например.
На деле содержимое бронзовой емкости оказалось куда более безобидным.
Зубы.
Обычные зубы.
Человеческие.
Не вставная пластмассовая челюсть — натуральные резцы, клыки, моляры с длинными почерневшими корнями… Коронковые части тоже выглядели не лучшим образом — изрядно стертые и потемневшие. Наверняка бывший владелец экспонатов этой странной коллекции был далеко не молодым человеком. Да к тому же заядлым курильщиком.
Викентий? Скорее всего — зубы крупные, мужские.
Марина зримо представила сидящего здесь, у окна, старика — неопрятного, грузного, одинокого… Вот он лезет двумя пальцами в рот, достает очередной, давно уже шатавшийся зуб, кладет в шкатулочку, к ранее выпавшим собратьям… Рассматривает, перебирает кусочки
Б-р-р-р…
Извращение. Фетишизм дикий какой-то.
Она взяла шкатулочку двумя пальцами, далеко отставив руку. Изящная вещица не виновата, что ей нашли такое отвратное применение — но, прежде чем украсить каминную полку, будет тщательно прокипячена, простерилизована… Где тут у нас мусорное ведро?
