Упаковав свое небогатое имущество, старик перекачал часть маны из обычных накопителей в посиневший кристалл жилета и еще добавил из своей ауры, заполнив до краев. Естественная утечка из накопителей незначительна, просто так надежнее. А личный манослой со временем восстановится, дав пусть небольшой, но прирост.
Хозяйке «Звезды Оробоса» старик за сердечное отношение подарил искусную ложку, научив менять накопитель. Благо Кордос недалеко, всегда можно договориться с купцами, чтобы привезли замену.
Перед самым отъездом трактирщица привела невысокого упитанного парнишку лет четырнадцати. Внука звали Оболиус, но сама Сабана величала его исключительно Оболтусом и держалась с ним подчеркнуто пренебрежительно. Паренек стоял, потупившись, ковыряя носком землю, пока бабушка представляла его Толлеусу.
Искусник со скукой оглядел подростка: он мог бы быть любимым маменькиным сынком, если бы не торчащие во все стороны рыжие волосы, щербина между передними зубами и косящие зеленые глаза. Все это с головой выдавало шельмеца и плута.
– Он глуп, ленив и прожорлив, – охарактеризовала парнишку любящая родственница. – Но если умело пользоваться розгами, то можно добиться неплохих результатов. Обучен многому и послушный. Главное, – повторила еще раз трактирщица, – сразу выбивать из него всю дурь, как только появится.
С этими словами старушенция отвесила отпрыску добрый тумак и удалилась, оставив Толлеуса в недоумении по поводу происходящего. Пожав плечами, он тронул поводья. Лошади, недовольно всхрапнув, переступили ногами. Паренек, словно очнувшись, в одно мгновение забросил в телегу свой мешок и резво запрыгнул следом.
Искусник не успел слова молвить, а паренек уже развалился на лавке и, впервые открыв рот, немного прояснил ситуацию:
– Велено во всем вам помогать и набираться ума-разума, господин. – И тут же приступил к выполнению поручения, сунув соломинку в зубы и сладко потянувшись.
Буквально через пару шагов старик резко осадил лошадей. Помощник помощником, это даже хорошо, особенно в его теперешнем состоянии. Подать что-нибудь, сбегать по поручению. Но была какая-то неправильность, которую требовалось срочно устранить.
– Так не пойдет, – пробормотал Толлеус себе под нос. Потыкав Оболтуса своим посохом, он добавил уже громче: – Эй, ты место перепутал! – Искусник похлопал по скамейке возницы, а сам полез в телегу отдыхать на лавочке.
Ласково светило солнце, телега мерно покачивалась, голова немного кружилась от волнений и забот. Старик задремал.
Выспался он хорошо, иногда и деревянная лавка мягче перины. Но что-то было не так. Толлеус напрягся: телега стояла на месте, а солнце клонилось к закату. Если случилось нечто плохое, то почему Оболтус его не разбудил? И где он сам? Может, отлучился по нужде? Действительность оказалась гораздо ужаснее: дороги было не видать, телега стояла у какого-то лесного озера, а малолетний возница, сверкая голым задом, весело плескался на середине водоема, ныряя в воду с борта деревянной купальни, предназначенной для создания нового голема.
Старик аж задохнулся от возмущения. Рука сама собой потянулась к посоху, чтобы прижечь сорванцу чем-нибудь погорячее в обычно прикрытое портками место. Но пришлось срочно заняться собой, благо жилет никто не взял поиграть.
Когда кашель отступил, первый импульс праведного гнева уже прошел. Парень тем временем скорее почувствовал, чем увидел проснувшегося искусника, и деловито принялся грести доской-лавочкой к берегу.
То ли приступ, то ли еще что вспугнуло конструкт «Ока», который до этого исправно висел над стариком, лишь изредка спускаясь глотнуть у хозяина маны. А вот теперь он хаотично заметался вокруг с бешеной скоростью, так что при взгляде в камень начинала кружиться голова. Толлеус снял «Око»: с ним он разберется позднее. Пока же искусник, опираясь на посох, неподвижно ждал, когда «лодочник» причалит к берегу. Выражение лица старика не сулило ничего хорошего.
– Простите, господин, – тихо сказал Оболиус, потупившись. – Было так жарко… А вы спали, я не посмел вас разбудить…
От смиренного вида и искреннего раскаяния в голосе паренька Толлеус немного остыл. Хотя все равно оставалось непонятным, зачем и как подросток умудрился спустить на воду тяжеленную бадью, чтобы «немного освежиться». Впрочем, при беглом осмотре телеги все стало ясно: ноги голема послужили пандусом, по которому подросток догадался спихнуть вниз свое импровизированное плавсредство. А дальше требовалось лишь докатить круглую в основании купальню до берега и уронить в воду дном вниз. Наверняка раздавались грохот, сопение и громкие всплески, пока негодник проворачивал свои махинации. Почему искусник не проснулся – загадка. Не иначе он и в самом деле рано покинул постель, не восстановившись до конца после болезни.
Пожалуй, последняя мысль оказалась решающей в вопросе, отсылать нерадивого помощника домой прямо сейчас или же дать ему еще один шанс. Все-таки одному в дороге тяжело, тем более в столь почтенном возрасте. Толлеус поежился, представив, как придется несколько дней сидеть, скрючившись, на жесткой лавке кучера на самом солнцепеке, направляя повозку. «Что там говорила его бабка? Розги? Выбивать дурь, лишь только появится? Пожалуй, на первый раз можно ограничиться этим».
Впрочем, мысль о наказании, тенью скользнув в сознании, отошла на второй план. Сейчас искусника волновала куда более важная задача – как своими силами затащить деревянную бадью обратно на телегу. Однажды старик вытащил из трясины и переставил целую повозку. Тут тоже можно попробовать нечто подобное, но требуется ювелирная точность. Толлеус не хотел разбить купальню или задавить лошадей. Не стоит рисковать без крайней
