Серп Мунары скользнул за горизонт, уступив место дневному светилу. Толлеус открыл глаза и сладко зевнул, вытянувшись на своей соломе. Впрочем, «потянулся» он образно. В действительности делать это чревато для изношенного организма. Настроение искусника было преотличным: вчера нежданно-негаданно ему удалось неплохо пополнить запас маны. Он остановился только к ночи, когда уже совсем устал. Да и ряды чародейских конструктов, наводнивших Палатку, изрядно поредели, что делало дальнейшую охоту не такой перспективной. И все же старику удалось буквально за пару часов совершенно бесплатно нацедить добрую треть манокристалла.
Ночь выдалась неспокойной. Нет, никто не ломился в шатер, искусника не донимали кошмары или вещие сны. Однако безликий рокот призрачного шума нынче ночью отличался какой-то тревожностью. Как морской прибой может нежно ласкать босые ступни, а может в шторм обрушиваться на берег в слепой ярости, так и гомон тысячи призраков. Сейчас шумело так себе: и близко не буря. Но все же какое-то недовольство этой непонятной стихии чувствовалось. Все бы ничего, но это рассерженное жужжание было местным, так сказать. То есть центр активности шума находился здесь, в Палатке. По опыту старик знал, что призраки устраивают галдеж не просто так: в ближайшем будущем грядет серьезное событие или оно только что случилось. Это могло обернуться неприятностями, нужно быть начеку.
Хорошенько проморгавшись, Толлеус нацепил ставший уже привычным шлем и сразу же огляделся в истинном зрении. Увы, но за ночь конструктов больше не стало. Разномастную мелочь он в основном выловил еще вчера. Остались только крупные фиолетовые «гусеницы», которым удавалось вырваться из ловчей сети старика. Они появились накануне под конец веселья: шесть штук размером с руку взрослого мужчины каждая. Сначала искусник очень обрадовался, увидев их: эти жирные конструкты прямо-таки сочились маной. Но, к великому сожалению, тут же выяснилась их особенность: они были сильнее ловчего поля. В шатер «гусеницы» предпочитали не лезть, хотя, наверное, могли бы. Однако даже через стенки удавалось заметить, что они здесь не просто так. Когда старик снимал защиту, конструкты настойчиво летели внутрь. Прямо к кордосцу, как ему показалось. Он с азартом ловил их, но они вырывались и отлетали подальше, словно им требовалось перевести дух. А потом снова подбирались к стенам шатра, дожидаясь новой возможности пробраться без приглашения. Сейчас «гусеницы» выстроились в форме правильного шестиугольника снаружи и висели неподвижно.
Ценную добычу, безусловно, нужно поймать, но пока у Толлеуса нет мыслей, как это сделать. Сегодня в планах стояло посещение Турнира. Несколько дней назад искусник побывал на так называемой «Длинной миле», где големы соревновались друг с другом в скорости. Сегодня истуканам тоже предстоит бегать по кругу наперегонки. Но есть одно большое отличие: если раньше ими управляли чародеи, то сейчас хозяева будут простыми зрителями, а големы побегут сами.
Как такое можно сделать, старик плохо представлял. Наверное, автономные искусственные создания – это венец всего големостроения. Зрелище обещало быть захватывающим. Самодостаточного голема может сотворить только настоящий мастер. Выступление элиты, каковой, без сомнения, являлись те немногие, кто участвовал в забеге сегодня, никак нельзя пропустить. Перед зрителями предстанут не бесформенные неповоротливые каменные глыбы, а сплав скорости и изящества. Толлеус в этом уверен.
Едва он вышел из шатра, фиолетовые конструкты ожили и с нездоровым интересом полетели за ним. Такое пристальное внимание к его персоне очень не понравилось старику, отчего он с неожиданной для своего возраста прытью ретировался обратно в шатер. «Гусеницы», потоптавшись у входа, вновь как ни в чем не бывало заняли насиженные места. Вроде бы до сих пор конструкты не проявляли никакой враждебности, и все же поведение этих внушало опасение. Толлеус все еще подсознательно побаивался чародеев: слишком долго его этому учили. Вот и теперь холодные лапки мурашек протопали вдоль позвоночника.
– Могут чародеи затеять против меня что-нибудь недоброе? – поставил старик вопрос ребром.
– Конечно могут! – без тени сомнения ответило альтер эго и тут же, предвосхищая следующий вопрос, добавило: – Потому что ты им не нравишься.
Искусник лишь отмахнулся:
– А резон-то какой? Одно дело – просто не любить, а другое – силы тратить.
– Ты вчера наловил и перепортил кучу чужой собственности. Чародеи тебе не простят, – с каким-то непонятным злорадством подсказал Толлеус сам себе и нахмурился.
– Что-то я не заметил хозяев… – буркнул он.
– Ну конечно, они дикие! То есть ничьи. Их не делали чародеи для своих нужд, они сами появились. Из яиц вылупились! – Искусник потешался от души и продолжал бы еще долго, если бы не прозвучал новый довод:
– Они сами лезли ко мне! Я лишь защищал неприкосновенность своего жилья.
Пожевав губами, старик согласно кивнул, принимая аргумент:
– Вот только, согласись, обидно. Допустим, ты хотел заглянуть в замочную скважину к постояльцу, проверить, не портит ли он твое имущество. А он тебя из-за двери спицей в глаз!
Толлеус снова кивнул. Действительно обидно. И, похоже, чародеи тоже обиделись. Это не сулило ничего хорошего.
Для проверки гипотезы искусник высунулся из шатра. Конструкты своей активностью тут же дали понять, что мысль была верная. Они летели целенаправленно. Неясно лишь, что же будет, случись им добраться до старика. Вопрос не праздный, но проверять не хотелось. Безвылазно сидеть в шатре неопределенное время тоже нет никакого желания. Пожав плечами, искусник привычно заключил себя в защитную сферу и уверенно вышел на улицу.
