– Это Пушкарев и Уткин. Те, у которых аномальное зрение на химероидов, – пояснил Литке, и я вдруг понял, что он говорит с ней заискивающе.
Вдумайтесь! Заискивающе! Это Литке, Литке, перед которым дрожали и трепетали все вокруг, заискивал! Выходило странное: либо он с этим рыженьким «цветочком» состоит в отношениях, либо же «цветочек» – в иерархии Комитета – стоит на несколько ступенек выше! Выходит, мы сейчас у начальства? А вовсе не у красавиц, плененных рабовладельцами?!
Но Капелли с нами не было (он остался у Гольцова гонять чаи, а может, что и коньяки), и узнать, что да как, было не у кого.
Маргариточка внимательно оглядела меня – я почувствовал себя вдруг как на медкомиссии, – а затем Костю.
Взгляд ее орехово-карих глаз был одновременно серьезным, жестким, печальным и… женственным. (Не спрашивайте меня, как это так бывает – бывает!) И наконец, кукольно хлопнув длиннейшими ресницами, цветочек изрекла:
– Мне кажется, они… подходят.
И, сделав немаленькую паузу, добавила, уже совсем буднично:
– Гранатовый сок принес?
– Конечно, моя богиня…
С этими словами Литке отдал ей ту самую бутыль, о кроваво-красном содержимом которого я строил гипотезы еще в Аналитическом отделе.
Цветочек-Маргариточка приняла бутылку, резким движением отвернула крышку и принялась жадно пить. Без всяких там стаканов, прямо «из ствола», как сказали бы братья-сталкеры.
Она пила и пила, пока не вылакала все.
А мы как завороженные глядели на это, зачем-то боясь шелохнуться. Странная то была сцена.
Наконец мойра прикончила свой сок и поставила на стол пустую бутыль. Теперь ее красивые губы были малиново-алыми.
– Салфетка есть? – спросила она у Литке.
Тот галантно протянул ей заранее заготовленную упаковку одноразовых салфеток. Как видно, ритуал был уже отработан и наверняка повторялся не единожды.
Она промокнула губы. Кивком поблагодарила Литке за заботу и вновь надела очки виртуальной реальности.
«Аудиенция окончена?» – предположил я и не ошибся.
Литке тотчас увлек нас прочь из помещения, и я неохотно повиновался.
Да-да, неохотно.
Дремлющая брюнетка посредине – с музыкальным именем Виола – буквально приклеила к себе мой взгляд.
Это был плохой признак – уж я-то себя знаю.
Плохой в том смысле, что сомнений у меня не было: влюбился.
– А вот, кстати, тут еще Скобарь хотел на вас взглянуть, – при этих словах Литке я сразу внутренне напрягся. Не люблю чувствовать себя суперзвездой – и этим нужен, и тем, не к добру это.
– Но, – продолжал Литке, – генерал только что улетел по срочному вызову. Так что с ним как-нибудь в другой раз… А значит, можем сразу перейти к главной теме дня.
«Прямо в коридоре он, что ли, хочет к ней перейти?»
Однако оказалось, что мы стоим в полуметре от неприметной двери, которую Литке и распахнул с видом радушного хозяина.
Как оказалось, за дверью был его кабинет.
Помещение оказалось во всем под стать начальнику: выкрашенные в белый цвет стены без единого украшения. Стол со столешницей из черного стекла на хромированных ножках. Сейф. Кресло.
Хоть бы какая фотография на столе – у него же близкие есть, так? Хоть бы цветок в кадке! Он разве не знает, что зелень полезна для зрения?!
В общем, видал-видал я кабинеты зануд… Но этот был кабинетом какого-то настолько отпетого зануды, что, по принципу единства противоположностей, как бы даже намекал на то, что где-то в глубине души Литке обязательно должен жить и здравствовать маленький витальный клоун, этакий Карлсон- который-живет-на-крыше, безбашенный, неутомимый и опасный. И стоит только Карлсону вылететь к свету на своем пропеллере – тогда спасайся кто может!
Стоило нам зайти, как в стене открылась ниша и оттуда услужливо выдвинулась пара кресел.
– Присаживайтесь, у нас долгий разговор, – сказал Литке. – Буду вам рассказывать про Марс.
– Про Марс? – удивился я. Меньше всего Литке был похож на лектора-общественника, которому посреди рабочего дня вдруг стало нечего делать и у которого – чисто от праздности – чешется язык.
– Согласен с вами, – бледно улыбнулся Литке. – Мне тоже визит на Марс представляется сумасбродством. Технологии еще не отработаны… С эвакуацией на Землю, опять же, полной ясности нет… Но химероиды не оставили нам выбора! Если мы спустим им с рук то, что они вытворили под Екатеринбургом, они, не ровен час, совсем обнаглеют. И тогда у Комитета наступят тяжелые времена.
