– Скажите, пожалуйста, Угол Двадцать Пять, а где включается куб?
– Он включается сам, когда вокруг него собирается достаточное количество тех, кто хочет воспринимать его энергию… Хотя я бы употребил не слово «включается», а слово «оживает».
– То есть куб оживает сам по себе, так?
– Так.
И, представьте себе, такой тягомотины восемь дней. Восемь долбаных дней.
Тополь, кстати, со мной к «Ростку» не ходил. Говорил, от общества химероида у него начинается расстройство желудка. Что ж, его можно понять…
Всё переменилось где-то за двое суток до прилета «Сварога».
Атмосферу тяжелой, депрессивной скуки как будто сдуло солнечным ветром. И вместо нее воцарилась атмосфера здоровой суетливой деловитости.
Мы вели себя как деревенские бабушки перед приездом обожаемых внучков на летние каникулы.
– А что шлюз? Покрасили наконец? Ну слава богу!
– Кто-нибудь сделал пробу воды, что вчера напечатали на биопринтере? Нет? Уволю всех! Разжалую в постовые эфэсбэшники! И на заслуги не посмотрю!
– Меню на день прилета уже готово? Принесите! Я должен его лично утвердить!
– Пушкарев, что вы слоняетесь без дела? Могли бы взять и проверить, не отсырели ли постели в жилом блоке. А то сами знаете, там с точкой росы что-то не в порядке. По-моему, наши, когда проектировали, засчитались слегка…
И всё в таком же духе.
Мы носились как подсоленные зайцы. Обговаривали каждую мелкую мелочь. И не говорили только об одной-единственной крупной крупности.
А именно о том, что на «Свароге» о нашем пребывании в «Городе-1» по-прежнему никто не знает.
Почему?
Мы, конечно, спросили об этом Литке.
– Так ведь секретность же! – ответил шеф.
По его мнению, словом «секретность» объяснялось все. Секретность была альфой и омегой, мамой и папой, причиной и следствием.
– Послушайте, но правда ведь все равно выплывет. Нам деваться некуда. Нам всем вместе придется здесь жить… С космонавтами, которые прилетят! Какая же секретность? Это просто глупость, а никакая не секретность! Неужели начальство об этом не подумало? Неужели Первый считает, что лучше пусть новоприбывшие обнаружат нас сами?
– Да, Первый так считает, – каменным голосом подтвердил Литке.
– Ну и шутник этот ваш Первый, – вздохнул я.
– Есть немного, – Литке сопроводил свою реплику неожиданной, двусмысленной улыбкой.
Я заметил, Густав Рихардович никогда не критиковал начальство в словесной форме. А попав в ситуацию, которая его к этому провоцировала, старательно делал вид, что ничего «такого» не замечает. Но на мимическом уровне он нет-нет да и позволял себе многое. Может, в этом и состояла причина того, что он дослужился до больших звезд?
Наконец наступил день «П» – день посадки.
Мы выстроились перед залатанным и закрашенным главным шлюзом – как футболисты в ожидании пенальти.
Литке почему-то считал, что мы смягчим шок космонавтов со «Сварога», если над нами будет гордо реять российский триколор.
Почетную роль знаменосца выторговал себе прохиндей Полозов, сославшись на то, что он, цитирую, «набил в этой экспедиции больше всего визитеров». Литке, похоже, было лень с ним спорить. (Да и как спорить с чувачком, у которого две многоствольные пушки в экзоскелете?)
…Посадка экспедиционного модуля «Сварога» выглядела достаточно зрелищно. Но нас, заевшихся зрелищами во время истории с Аквариумом и общения с Летящей, всем этим было не пронять. На лицах товарищей я видел равнодушие и подспудное ожидание банкета с его беспрецедентно богатым для Марса меню (суп из мидий со сливками! эскалоп из оленины! морошка!.. всё, разумеется, из концентратов).
Сброс аэробаллистического пенала, снижение в атмосфере, раскрытие и отстрел тормозных парашютов – и вот уже мы явственно различаем громоздкое сооружение, состоящее из массивной чаши с посадочными опорами и нагромождения цилиндров, увенчанного блестящим конусом.
На секунду стало страшно: а вдруг в посадочной процедуре произошел сбой и весь этот космоторт сейчас свалится прямо нам на башку?
Однако экспедиционный модуль дал серию импульсов и по элегантной кривой переместился в район химического завода, после чего еще раз скорректировал плоскостные координаты и как приклеенный завис над посадочной площадкой, обозначенной буквой «H». Ну и уже безо всякой интриги опустился вниз, где и ткнулся посадочными опорами в утрамбованный роботами марсианский грунт.
Однако где же «зрелищность», спросите вы?
А зрелищность была в том, что все эти маневры экспедиционный модуль проделал, оставляя за собой четыре разноцветных иммерсионных следа… Ну или я не знаю, может, то была утечка топлива из треснувшего бака? В общем, модуль явился нам, помавая цветными хвостами, как китайский дракон.
