диване.
Я разрешила, он предложил за это выпить.
Сопротивлялась, но он настоял.
Мне стало дурно, голова кружится.
– Пойди приляг, – посоветовал он.
Добралась до кровати, стянула платье и забралась под одеяло.
Мгновенно заснула.
Проснулась от холодных прикосновений.
Совершенно голый командировочный, нависая над кроватью, стянул с меня трусы.
Попыталась оттолкнуть, но он лишь рассмеялся и запустил руку между ног. Пальцами разрывая все внутри.
Рванулась, он коленом надавил на горло и навалился всем телом, продолжая свое грязное дело.
Через какое-то время ему это наскучило, и он отпустил меня.
Жадно глотая воздух, я не сразу заметила, что командировочный забрался на кровать. Ухватив меня за щиколотки, он рывком развернул меня и широко развел ноги. В следующий миг он оказался во мне. Совсем как дед, когда пристраивался к мамке. Но она не орала от боли, а я выла.
Ему надоело, и он затолкал угол подушки в рот. Я стала задыхаться.
В какой-то момент толчки прекратились.
Командировочный что-то прокричал.
Отбросив с лица подушку, заметила его удаляющуюся спину.
Сходив на кухню, он вернулся с пустой бутылкой и принялся засовывать ее в меня. Потом перевернул на спину и засунул в другое отверстие.
Попыталась сопротивляться, он ударил по лицу, затем пнул коленом под ребра.
Его движения стали вялыми, прислушавшись, я поняла, что он заснул.
Спустя минуту комнату наполнил храп.
Дотянувшись до письменного стола у изголовья, достала из пенала сапожный ножик, которым карандаши точу. И с силой ударила по горлу, старясь попасть по торчащему кадыку. Попала. Разрезала его на две половинки.
Храп сменился криком, который утонул в потоке крови.
Тело, подергавшись, замерло.
И лишь тогда достала бутылку и с размаху вогнала окровавленное горлышко в распахнутый рот командировочного. Звякнули о стекло зубы. Горлышко показалось в ране на горле.
Обессиленно рухнув на постель, вжалась в стенку и словно оцепенела, ожидая неминуемого возмездия. Ведь я убила человека!
За окном посветлело, а я продолжала лежать, чувствуя прикосновение к ягодице сжатой в кулак руки и не в силах отвести взгляд от застывшей на ковре капельки крови.
Лишь когда часы на кухне пробили полдень, я вздрогнула и пошевелилась.
Нужно приготовить пирожки, а то не успею продать.
Стараясь не смотреть на покойника, доползла до кухни.
Внутри все печет.
За мясом вчера не сходила, теперь попадет от деда. Яиц не осталось, а одними пирожками с картофелем много не наторгуешь. Он завтра спросит, сколько наторговала, и что я отвечу?
И тогда словно озарение пришло.
Взяла нож и пошла в спальню.
К трехчасовому поезду я успела.
Продала все пирожки, особенно нахваливали те, что с мясом, но домой возвращаться страшно. Он там лежит, а изо рта бутылка торчит.
Но вернулась, приготовила мяса на завтрашнюю порцию. Убрала в холодильник. Достала мешок, один из тех, в которых картошку с огорода в подвал носим, засунула командировочного. Бутылка так и осталась торчать в горле.
Сунула окровавленное белье в миску с водой, притрусила стиральным порошком. С утра постираю.
Как потемнело, отвезла мешок на тачке за огород, а дальше потащила в руках. Тяжелый, но и я не худосочная баба, очень даже крепкая и
