Уж как-то слишком интенсивно для одного автомата ведется огонь.
Приглушенные крики и ужасный грохот.
Неужели беглецы нарвались на охраняемый заслон?
Но размышлять о судьбе бывших собратьев по несчастью некогда. Нужно выбираться. И чем быстрее, тем больше шансов на успех.
Вытирая окровавленную ладонь о халат, задеваю карман. Тяжело стукнуло о бедро.
Пистолет.
Вооружена – значит опасна, немного не про меня, но решимости придает.
Не выпуская рукоять пистолета из пальцев, спешу на надзирательскую половину.
Если отыщу ключи, смогу попытаться уйти по тому пути, которым меня доставили в подземелье. Собаку постараюсь обойти или прорвусь с боем. А может, повезет, и автоматная стрельба отвлекла внимание.
Перепрыгнув Вольдемара, наскоро обыскиваю карманы Мордоворота. Ключей нет.
Проклятие!
В комнате карлика тоже не удается обнаружить ничего полезного. Лишь тело хозяина, которого словно через молотковую дробилку пропустили. Довольно мстительную, судя по торчащей у него между окровавленных ягодиц плети. Надеюсь, среди прочих наказаний такое в аду он будет претерпевать ежедневно.
Стою посреди коридора и верчу головой.
Впору завыть и проверить наличие патронов в пистолете, прижав дуло к виску и нажав на курок.
Сжав зубы, гоню пораженческую мысль прочь. Не для того я прошла через нечеловеческие ужасы и унижения, чтобы сейчас сдаться.
Возвращаюсь к комнате Великой Екатерины – там должны быть ключи ото всех замков.
Едва прикоснувшись к ручке, понимаю, что туда попасть можно и не пытаться. Даже прострелив замок – не войти. Слишком горячая. Видимо, огонь нашел чем поживиться, кроме груды денег. Да и гарь нос режет – словно от горящего пластика.
Этот план отпадает.
Блин! Да что это я? Ведь есть другой выход.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, несусь в комнату Мордоворота.
Чем открутить шурупы?
Быстрый поиск не дает результата. Ничего подходящего. Открывать кладовку, в которой оборудована морозильная камера, чтобы использовать в качестве отвертки тесак, не решаюсь – боюсь обнаружить там обезображенное тело Нинки.
Ругнувшись в сердцах, спешу в комнату Вольдемара.
Выдвижное лезвие слишком хрупкое.
Верхний ящик письменного стола, рассыпая содержимое, летит на пол.
Следующий. Карандаши, краски, пластилин…
Не то, все не то.
Ругнувшись, бегом несусь на кухню. Столовый нож с закругленным острием подойдет в самый раз. Перевожу дыхание, смахиваю со лба пот, возвращаюсь в комнату здоровяка-людоеда.
Звуков перестрелки не слышно, но это ни о чем не говорит. Могут просто не долетать.
Шурупы выкручиваются плохо, ржавчина изрядно поработала над резьбой.
Лезвие гнется, крошится, но дело идет.
Выкрутив один, берусь за второй. Этот после нескольких оборотов идет легко, словно вчера закручен.
Третий сорвать не получается.
Порезав пальцы, зло матерюсь и берусь за четвертый. Позже закончу с непослушным.
Когда остается лишь один шуруп, удерживающий решетку, я плюю на него. Не идешь – и не надо.
Ухватившись за угол, тяну решетку на себя. Тонкая жесть послушно гнется.
– Нет!
Осев на ставших в миг ватными ногах, обхватываю голову руками.
– Только не это.
Несмотря на солидные размеры решетки, сам вентиляционный канал не превышает двадцати сантиметров по диагонали.
Текущие по щекам слезы затуманивают взор.
– Нет, нет!
Через столько пройти, столько перенести и стерпеть… все напрасно.
