Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»

Трое его похитителей, включая шофёра, молчали, ну и Михаил не высовывался, сидя на полу между сильно пахнущими ваксой сапогами. В этом мире тип и качество обуви значили для определения статуса даже больше, чем в близких Воловичу креативных кругах. Если не актёр, иной какой интеллигент вроде вузовского профессора, а из руководящих товарищ, партийный, советский, хозяйственный (о военных само собой речи не идёт), то носил он обычно сапоги. Даже и при хорошем шевиотовом костюме. Вот у этих сапоги были явно дорогие, из тонкой шевровой кожи, стачанные по хорошим колодкам.

То и дело утыкаясь в них лбом и носом, оценить товар[70] было несложно. Где-то на подъездных путях вокзала кабриолет остановился, и Михаила без злобы, но и не церемонясь, пинками направили к жёлтому пассажирскому вагону, с накладными бронзовыми буквами «Международный» вдоль борта.

Внутри вагон оказался салонного типа: за тамбуром и купе проводника – просторное помещение с большим продолговатым столом посередине, жёсткими стульями вокруг, кожаным диваном и деревянным буфетным шкафом в дальнем углу. Люстра на шесть рожков с матовыми колпаками под потолком.

А рядом с тамбуром сохранились два обычных одноместных купе, с дверьми не сдвигающимися, как Волович привык, а нараспах открывающимися в проход. И много дуба, красного дерева в отделке вагона и начищенной то ли бронзы, то ли меди вокруг, в избыточном даже количестве.

Волович опять вспомнил информацию из во множестве и бессистемно прочитанных книг. Всё время ему теперь приходилось вспоминать всякие никчёмные вроде бы детали и подробности, разбросанные по совсем не научно-популярным, а самым обычным художественным книгам, и особенно – злободневным фельетонам, Михаила Кольцова например. После Гражданской войны возможности с комфортом перемещаться по стране практически не было. Самолёты, кажется, регулярно летали только по трём маршрутам из Москвы – в Ленинград, Нижний Новгород и Минеральные Воды. Автодорог с твёрдым покрытием – считаные километры. Да и куда в тогдашних автомобилях без риска доберёшься, кроме соседнего уездного города? В Ленинград из Москвы поездка на отечественном «НАМИ-1» или даже роскошном «Паккарде» превратится в очередной сиквел радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву». И по срокам, и по впечатлениям. Заправок нет, автосервисов нет, а нормальный пробег шины по здешним просёлкам – вёрст сто, да и то едва ли.

Поэтому все сплошь достаточно ответственные работники[71] обзаводились персональными вагонами. Даже поэт Демьян Бедный имел собственный классный салон-вагон, на котором мог месяцами разъезжать по стране с максимальным комфортом. Совсем уже высокие чины вроде членов Политбюро или председателей Коллегий пользовались личными поездами (!), где имелись и салоны, и вагон-баня, и вагон-ресторан, вагоны для обслуги и охраны, а бывало, что и передвижная типография. Чтобы какой-нибудь декрет в пути принять, тут же его распечатать и на станциях по ходу следования распространять.

Поэтому, оказавшись в аналогичном салоне, Волович сразу сообразил, что оказался в руках кого-то из товарищей, оппонирующих ОГПУ, но недостаточно сильных, чтобы законным образом переместить объект в сферу своих интересов. Большого ума не требовалось догадаться – ничего хорошего такая перемена участи ему не сулит.

Но, с другой стороны, Агранова он не слишком заинтересовал, если всё ограничилось переселением из тюрьмы в курятник общежития и трёхрублёвым вспомоществованием. А эти товарищи, возможно, предложат что-то поинтереснее. Причём игра, похоже, затевается непростая, раз в самом начале уже пошли трупы. Из «Томпсона» на Арбате десяток-другой человек положить беспорядочным огнём – нечего делать!

В салоне, кроме похитителей Воловича, оказалось ещё два человека. Гораздо более серьёзного вида. Оба возрастом около сорока лет или слегка «за». Один – вроде как научный работник, если судить по выражению лица и пенсне, другой – да чёрт его знает! Фуражка и китель железнодорожные с непонятными Михаилу петлицами и нарукавными нашивками, а лицо и особенно взгляд могли принадлежать хоть практикующему экстрасенсу, хоть сотруднику контрразведки. Впрочем, на железной дороге в то время и своя прокуратура была, и вооружённые силы – «стрелки НКПС», значит, скорее всего и какие-то особые отделы.

Ох и попал ты, Михаил, ох и попал! Расплачиваешься теперь за невинное желание за границу сбежать от своих благодетелей, прихватив с собой валюты, как в солдатской поговорке про патроны: «Мало, но больше не унести». А ведь мог бы сидеть сейчас на Столешниковом и развлекаться болтовнёй с барышнями, которые вне боя всё же девушки со всеми положенными (и очень занимательными) частями тела, на которые смотреть – не насмотреться.

Или отправился бы прогуляться по бульварам, в окружении соратников и почитателей, выживших в заварухе последних дней, естественно, регулярно подкрепляя силы во встречных кафешках и барах.

А вместо этого думай со страхом, не подведёт ли снова вегетативная нервная система. Уж больно неприятно всё вокруг выглядит. Словно заседание выездной «тройки».

И, от страха собрав в кулак остатки врожденной наглости, Волович спросил, обращаясь к «англичанину», как к лицу более остальных знакомому, если этот термин здесь уместен.

– Это и есть ваше «более подходящее» место? И вправду неплохо. А мы куда-нибудь поедем или так, для конспирации?

Он подвинул к себе ближайший стул и сел, поскольку не видел оснований стоять. Не перед судом же, действительно.