Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль»

Опять мир на грань гражданской войны вкупе с третьей мировой ядерной поставили. Не по своей вине, – тут же оговорил он, – а исключительно естественной логикой катящегося под гору автомобиля без руля и тормозов…

– Вот как? А я и вправду ничего не заметил. Значит, эфир ещё недостаточно возбудился и возмутился. Но я вашему чутью и стратегической оценке вполне доверяю. И что в итоге? Коньячку извольте вам плеснуть? Весьма недурственный продукт.

– Семь тысяч рублей бутылка стоит, – улыбнулся Новиков, с интересом ожидая, среагирует ли профессор нужным образом.

Не подвёл. Тоже расплылся в улыбке:

– И стоит того, сын мой, и стоит… В царских рублях, может, дороговато было бы, а в нынешних – ничего.

– А в итоге, Константин Васильевич, сидим мы и размышляем. Никаких иных путей к нормализации обстановки что в России, что на планете Земля в целом не просматривается, кроме как…

– «Приказ принять решительные меры и гарнизон к присяге привести…» – процитировал Новиков. – В этом примерно роде. Кардинально решить вековую проблему. Хирургически, если угодно. Течение истории показало, что приличным образом сосуществовать англосаксонская цивилизация с российской не могут. При этом постоянная агрессия, политическая, экономическая, да и военная, исходят только с одной стороны. Россия уже триста лет только и повторяет: «Давайте жить дружно», моментами уподобляясь в некотором смысле обычному юродивому, напрочь выпавшему из реальности. Терпеть такое положение уже просто бессмысленно. Не проще ли оправдать возлагаемые на нас надежды и сделать уж то, чего от нас веками ожидают?

– Уничтожить англосаксонский мир? – не в шутку заинтересовался Удолин.

– Не так, чтобы совсем, – пожал плечами Шульгин. – Сердца наши полны жалости. Просто отнять у них все опасные предметы, которыми они так упоённо размахивают, и чётко очертить границы, внутри которых они могут реализовывать своё «стремление к счастью». Ничего больше. США – «Америка для американцев», от канадской границы до мексиканской. Гавайи и Аляска – уже лишнее. Их гордым «кузенам» привычный слоган оставить: «Правь, Британия, морями!» Но какими? Ирландским и половиной Северного. Вполне достаточно для самоуважения и прибрежного рыболовства.

России тоже лишнего не надо, просто обеспечить себе, впервые в истории, безопасность, разумную и достаточную. Чтобы не осталось в мире сил, с которыми мы не могли бы справиться без всеобщей мобилизации и бесчисленных жертв.

– Уже придумали, как? – деловито спросил профессор.

– Придумать-то придумали. У нас всё же и жизненный опыт специфический. С самого рождения с одной главной мыслью жили – «кто кого?». Причём ежедневно и ежечасно убеждались, что мы – за мир, а вот они только и ждут момента. Сейчас архивы раскрылись, и оказалось – так оно и было. Всё ж таки в СССР никто с трибун партийных съездов не кричал: «Лучше быть мёртвым, чем звёздно-полосатым». С тех пор ничего не изменилось. А пора бы. Одним словом, дело вот в чём – вопрос один, и, кроме вас, на него никто не ответит.

– Что за вопрос?

– Выдержит ли эфир и «мировое равновесие» такой фазовый переход? Не свалится ли в водоворот неуправляемого хаоса, в то самое безнадёжное инферно, о котором писал Ефремов?[101]

– Конечно, вы надеетесь на переход без мировой термоядерной войны? И без какого-либо ущерба для России, для «Братства», для ваших грандиозных планов слияния русских цивилизаций? – Друзьям послышался в голосе Удолина некий, не слишком старательно замаскированный сарказм.

– Вот-вот, – в тон ему ответил Новиков, – чтобы все остались здоровыми и богатыми… Конечно же, мы намереваемся обойтись не только без термоядерной, но и без самой скромной локальной войнушки. Но – с применением фантастической для человечества техники, нашей, аггровской и форзелианской. В полном объёме. Вы же знаете – как ни странно, но ни те, ни другие своих реальных возможностей в противостоянии цивилизаций не использовали. Действовали исключительно «мягкой силой». Даже аггры, когда поняли, что проигрывают однозначно. А чего бы им терять, казалось? Но – сохранили верность принципам и проиграли. Осталась Дайяна со своей Базой, курсантами и складами, набитыми Шарами, гомеостатами и блок-универсалами. Хотя даже она одна могла нас в пыль растереть, как брамин муравья сапогом, просто в отместку…

Андрей сделал паузу, помолчал, глубоко затягиваясь и медленно выпуская дым в приоткрытую форточку.

– Так случайна ли эта сдержанность? Из-за настоящей опасности «перебора» они вели себя, как энтомологи в заповеднике? А может, просто правила игры соблюдали? Мы до сих пор дёргаемся, «проклятые вопросы» себе и мирозданию задаём (сейчас, кстати – тоже), верим, что люди вокруг и мы сами – субъекты чего-то, по малообразованности называемого «историческим процессом». И поверить, что конь в шахматах буквой «Г» не ради какого-то высшего смысла ходит, а просто так – не можем… Воспалённый уровень самоуважения не позволяет!

Новиков неожиданно для себя потерял недавнюю рассудительность и сократическую философичность. Начал горячиться, как в молодости во время популярных тогда институтских и даже общегородских диспутов на животрепещущие темы вроде «Кто нам сегодня нужнее, физики или лирики?» или «Кого мы не возьмём с собой в коммунизм?». Политизацию таких диспутов власть старалась не допускать, но получалось у неё это плохо. Потому в процессе медленного «похолодания оттепели» прикрыли и эту «лавочку». Как раз в раннебрежневские годы. Впрочем, после шестьдесят восьмого