– Вот, – продолжал дядя Эдди, – мне тогда было как раз примерно столько, сколько сейчас тебе. Я собирался пробыть тут года два, не больше, только чтобы заработать денег для своей семьи дома, в Китае. Но потом они приняли новые законы и еще другие: если бы я покинул тогда Америку, я бы уже никогда не смог въехать назад. Так что я остался. Китайцев тут было мало, опера шла плохо. Много лет я работал на кузена у него в ресторане, – он вернул фотографию в бумажник. – А мать с отцом я так никогда больше и не увидел.
У Лин напрягся весь живот при мысли, что можно вот так взять и потерять родителей. Может быть, мама с папой ее и слишком опекают, но они – ее родители, и она не могла себе представить жизни без них. Рядом с фотографией в дядином бумажнике лежал вид на жительство, который всем китайцам полагалось носить с собой. Без этой бумажки тебя могли посадить в тюрьму или даже депортировать. Лин родилась здесь, в Чайнатауне, и считалась полноправной гражданкой страны. Но по закону о высылке у ее отца, например, такого статуса никогда не будет. А мама в тот миг, когда вышла замуж за «азиатского иностранца», сразу же потеряла все шансы на американское гражданство. Лин всегда жила в страхе, что какая-нибудь пустяковая ошибка может стоить им всего, что ее в любой момент могут лишить родителей, как дядя в свое время лишился своих.
– Когда твоя подруга приедет, ее станут допрашивать, – сказал дядя, берясь за следующую клецку. – На Ангельском острове. Мне, помнится, задали чуть ли не шесть сотен вопросов.
– Шесть…
– О, да. Они несколько дней пытались меня сломать. Кто живет в четвертом доме на твоей улице в деревне? Ты умеешь пользоваться утюгом? Ты рабочий? Ты куришь опиум? А еще медицинские освидетельствования.
Дядя вытер пальцы и покачал головой с выражением отвращения на лице.
– А зачем были нужны все эти вопросы, дядя?
– Они надеялись доказать, что я фальшивка и купил себе Америку с подложными документами. Хотели найти предлог не пускать меня в страну, – дядина улыбка была торжествующей и самую чуточку бунтарской. – Но вот он я, тут.
Лин выудила из корзинки еще клецку и как следует вдохнула пыльный, уютный запах оперы. По большей части театр сейчас работал в Боуэри, но по случаю Нового года они использовали и старое здание оперы на Дойерс-стрит. Дядя уже которую неделю таскал из подвала и чистил разнообразный реквизит. Плоские декорации для театра теней стояли прислоненные к вешалкам с костюмами и целым рядам масок.
– Какая опера у тебя будет на Новый год?
– «Царственная супруга Императора обретает вечное счастье в раю».
– Не знаю такой.
– Ее тут не ставили лет, ох, наверное, пятьдесят или около того. История о любви. И о призраках.
– Все, как ты любишь, – улыбнулась Лин.
В свое время дядя Эдди был одной из самых прославленных Дань в своем поколении. В женских ролях он почти ничем не уступал знаменитому на весь мир Мэй Ланьфань.
– Да, все, как мы любим. Если повезет, увидим ее снова на сцене. Нужно только немного удачи и чтобы мор кончился. Как там твой друг, Джордж?
– Все так же, – сказала Лин, отставляя клецки от себя подальше.
Сегодня она уже успела поставить свечку за Джорджа в церкви Преображения и в храм тоже зашла помолиться – подбила, так сказать, все хвосты.
– Он молод, – сказал дядя. – Врачи уже очень скоро выяснят причину этой проклятой болезни. А там, глядишь, и лекарство найдут, я уверен.
Лин кивнула, благодарная за слова ободрения.
– Дядя, – спросила она, – а может так случиться, что из-за сонной болезни мою подругу – ну, эту, которая по переписке – не пустят в Нью-Йорк?
– Может, конечно. Надеюсь, у нее есть друзья или родственники на самом верху и они ей помогут. Так ты говоришь, брачная контора?
– Да. О’Баннион и Ли.
– Эту фирму я не знаю. Но если тебе нужен кто-то из Ли, стоит спросить в «Золотой Жемчужине».
Лин была в курсе, что всякий по фамилии Ли получал китайскую почту до востребования через это заведение – магазин и заодно семейное почтовое отделение.
– Чань Ли должен его знать, он тут дольше меня, – дядя Эдди покачал головой. – Но твоей подруге стоит быть очень осторожной: некоторые из этих свах пользуются дурной славой. Девушки едут сюда, считая, что замуж в хорошую семью, а на самом деле попадают в служанки. Или еще того хуже.
– Ее дядя все это устроил, – сказала Лин, собирая корзинку и крышку обратно в ранец и берясь за костыли.
– Лин, – позвал дядя, когда она снова отворила дверь навстречу кусачему холодному ветру. – Мертвые ничего тебе не говорили об этой болезни?
В голове у нее тут же всплыло странное предостережение старой миссис Линь из сна:
– Нет, дядя, – ответила она.
