полом, колонию пронизывала паутина тайных ходов: всевозможных труб и каналов. Какие–то до сих пор использовались — например, канализация, о прочих же, закрытых, давно забыли. Майра узнала о заброшенных путях еще в детстве, когда украдкой подсмотрела в отцовские чертежи: там бледно–голубыми линиями был обозначен целый скрытый мир под миром явным.
Мимо промчалась крупная мохнатая крыса. Майра не испугалась и даже не вздрогнула.
— Привет, малыш, — ласково, с улыбкой, прошептала она вслед грызуну.
Никто точно не знал, откуда в колонии взялись крысы. Может, тайком пробрались на субмарины и «зайцами» попали в Ковчег, а может, их привезли сюда намеренно. Как бы там ни было, грызуны прочно обосновались на новом месте и наводнили трубы и тоннели.
Крыса наклонила голову и посмотрела на Майру в надежде понять, враг перед ней или друг. Ремонтные бригады не раз пытались извести паразитов, однако полностью истребить их так и не удалось. Всем было известно, что крысы — специалисты по выживанию. Это в них Майре и нравилось, в этом они были похожи. Она даже тайком помогала этому крохотному повстанческому сообществу в их невидимой войне с ремонтниками.
— Проголодался поди? — сказала она и запустила руку в карман. Бросила крысе немного сладостей, и та, схватив их, умчалась прочь по другой трубе.
Майра же отправилась дальше по лабиринту тайных ходов. Временами, если канал сужался, она ползла на четвереньках. «Бедный Картер», — подумала она, и перед мысленным взором сам собой мелькнул образ того несчастного, выброшенного в открытое море. Вот он стоит, обнаженный, покрытый мурашками, посреди камеры шлюза. Обратный путь отрезан массивным люком. Бежать некуда. В камеру врывается вода, и тело разрывает. А толпа ликует. И это самое страшное.
Майра не успела хорошо узнать Картера, но привыкла каждый день видеть на работе его веселую физиономию: простодушная улыбка, неровные зубы — весь его вид помогал отвлечься от тягот подготовки к экзамену. Сама собой в голове возникла мысль: а ведь морю могли отдать и ее, Майру. Сколько она ни старалась забыть о Суде, воспоминания о нем то и дело вспыхивали в ее мозгу. И тогда Майра — нет чтобы прогнать их, задвинуть поглубже — переживала все заново.
Миссис Саймон задала сочинение. Майра сразу поняла, о чем напишет: о любимой сказке. Начиналось все вроде неплохо: Майра встала, готовая прочесть работу одноклассникам. Те зевали от скуки, Бэрон прикалывался с членами своей банды, а учительница, слушая Майру, одобрительно кивала.
«В открытом море вода совсем синяя, как лепестки хорошеньких васильков, и прозрачная, как хрусталь, но зато и глубоко там…» — стала читать Майра, но стоило добраться до середины, когда Русалочка выпивает ведьмино зелье, у нее вырастают ноги и она сбегает из отцовского королевства, чтобы жить на суше… как миссис Саймон в ужасе раскрыла рот. «О нет, стой, Майра! — прервала она девочку. — Писать нужно только о том, что под водой. Говорить об ином — это ересь. — Забрав у Майры листок с сочинением, она поставила жирную красную единицу. — Сядь, твое время вышло». — «Но миссис Саймон…» — «Вы что же, пререкаетесь, барышня? — Лицо учительницы стало опасно багровым. — Вы знаете правила: учащимся запрещено задавать вопросы». — «Но…» — «Никаких «но». Живо. Сядь. На место».
И тут у Майры в голове что–то щелкнуло. Она сама не знала, в чем дело. Может, виноваты были годы молчаливого послушания или учебники, где были вычеркнуты слова, предложения, страницы и даже целые главы, отчего чтение превращалось в упражнение по дешифровке. Дыры зияли в каждом рассказе, научной формуле и даже в математических уравнениях… Или же дело было в том, что миссис Саймон сочла мамину сказку греховной. Короче, Майра сама не заметила, как с ее губ сорвались слова: «Откуда вы знаете, что под водой есть все, что нам нужно?»
В тишине класса вопрос прозвучал отчетливо и громко. После этого дороги назад уже не было, обратно слова Майра взять не смогла бы. Миссис Саймон сделалась совсем пунцовой и закричала, зовя на помощь. В класс вбежал директор Кроули. Вызвали и патрульных. Уведомили Синод. Арестовать Майру пришел главный патрульный Линч. На глазах у всего класса, у миссис Саймон и директора Кроули он связал ей руки веревкой. Конфисковал как улику сочинение — простую сказку все восприняли очень серьезно. Потом Линч отвел Майру в Темницу.
Тень, как называли тюрьму изгои, располагалась в Третьем секторе. Внутри было сыро и воняло. Главный патрульный запер Майру вместе с остальными заключенными, правда, из–за возраста ей выделили одиночную камеру. Не всем задержанным так везло: Тень была переполнена, многие томились в ней, даже не зная, когда им вынесут приговор. Синод вершил суд в строжайшей секретности.
Автоматические лампы в камере тоже имелись, но в качестве дополнительной пытки патрульные заключили их в непрозрачные плафоны, так что в Тени царила вечная тьма. Майра вскоре утратила счет времени, уже не знала точно, какой идет день недели. Сперва она подумывала о побеге. На ощупь изучила камеру. Это была стальная клетка, и сквозь прутья в потолке Майра нащупала решетку вентиляционного отверстия: пальцы обдувал поток холодного воздуха. Расположенная мучительно близко, решетка тем не менее оставалась недосягаемой.
Общаться с другими заключенными запрещалось. Запрещались и свидания с близкими. Охранник по имени Бейтс со смехом рассказывал дружкам, как приходил отец Майры, как умолял пустить его к ней. Бейтс отправил его восвояси, дав «хорошего пинка». В конце концов Майра для себя уяснила: самое страшное в заключении — это молчание. Оно удручало сильнее, чем холод, грязь и темнота. Молчание по–настоящему лишало рассудка. На какое–то время Майра и правда слегка повредилась умом.
Сколько ее продержали взаперти, она не знала. Наверное, достаточно, чтобы сломать, но в конце концов за ней все же явились. Ослепительно сверкнул луч фонарика, и Майра поспешила забиться в самый дальний угол. Когда глаза наконец привыкли к жгучему свету, она различила в дверном
