— Будь зрячим, — после первого же сигнала вызова откликнулся Феликс.
На заднем плане тарахтел мотор машины, донесся вскрик Ильина: «Это он? Ну-ка дай!». Звук возни, потом все такой же преданный голос вновь сказал:
— Я слушаю тебя, брат.
— Будь зрячим, Феликс. Как у вас дела?
— Все хорошо.
«Все у нас хреново!» — рявкнул Роман.
— Феликс, скажи, пожалуйста, Роману, чтобы он проверил всех на предмет опознания, перед тем, как вы их…
Волков не закончил фразу — и так все было понятно.
— Да, скажу.
«Егор, твою мать! Я на это не подписывался!»
— Как закончите — разъезжайтесь. Мне не звоните — я вас сам отыщу когда освобожусь.
— Конечно, брат. Будь зрячим, — лаконично закончил разговор Феликс.
— Будь зрячим.
«Дай мне эту скотину!» — последнее, что услышал Егор в трубке.
Спустя несколько секунд мобильник вновь завибрировал, на дисплее высветилось «Номер неопределен». Волков хмыкнул и сбросил звонок.
Конечно, использовать Романа таким способом — не самая лучшая идея. Но Егор ровным счетом не знал кому еще поручить это задание — своих товарищей по оружию он вмешивать не хотел. Неизвестно что там за люди поджидали его у подъезда. Неизвестно чьи именно интересы преследовали. Если очередные сумасшедшие, каким-то образом выследившие религера — это одно. Но если это опять происки Калины, которая, вполне может иметь свое влияние и внутри ячейки мистириан, что тогда? Один звонок в полицию — и Волков повязан с кучей трупов на руках. А так — вроде их и не было вовсе.
Что ж до Ильина, то с ним объясняться все равно придется. Да, Роман сам не дурак, все понимает. Но нужно же показать, что птица гордая и с помойки жрать не станет.
Хотя, по воле Егора, периодически жрет. И они оба об этом знают.
Захарий с Хирургом вышли через пару часов. Старший был заметно раскрасневшийся, глаза поблескивали. В лимузин забрался молодцевато, подтянув полу мантии чуть ли не до колена, открывая миру безупречные брюки и дорогие ботинки. До Волкова донесся аромат водки.
— В «Острог», — Кольцов жестом показал оставшемуся охраннику ехать в лимузине. Сам, вместе с Волковым, сел во внедорожник.
— Планы поменялись? — поинтересовался Волков. Казалось, никого, кроме него, этот вопрос не волновал.
— Да, — буднично откликнулся Хирург. — Сейчас будет еще одна встреча.
— В ресторане?
— Да.
— А потом?
— Егор, обо всех известных мне изменениях я вас обязательно поставлю в известность.
В переводе это звучало как: «Заткнись и не лезь не в свое дело». Волков все понял, уставился на свое отражение в стекле.
Ехать пришлось через центр, где дороги уже набухали от густеющего в час-пик трафика. Без дополнительных машин сопровождения прикрывать лимузин на светофорах и со свистом проноситься по полосам общественного движения уже не получалось. Не помогала даже «крякалка», от которой шарахались лишь самые пуганые автомобилисты. Остальные, в лучших традициях классовой ненависти, просто делали вид, что не обращают внимания, а то еще и специально притормаживали перед процессией, мешая движению.
От скуки наблюдающий за всей этой дорожной суетой, Волков не мог не поразиться сотрудникам безопасности — Хирург и водитель даже ни разу не ругнулись на очередного лихача, старающегося влезть между ними и идущим позади лимузином. Они с львиным спокойствием, даже с равнодушием, взирали на творящийся вокруг хаос, принимали ситуацию как данность.
Одной из причин, по которой Егор не любил назначение в охрану, была необходимость подолгу и терпеливо ждать. Ждать пока охраняемый ведет переговоры. Ждать, пока он ест, пока спит, пока ходит в туалет. Ждать в дороге, ждать пока стоят в «пробках». В сутки активная работа телохранителя иной раз укладывалась в час-два, в поездках «на работу-с работы». Иногда, во время мероприятий, приходилось потрудиться, но все же, большую часть собственной жизни сотрудник безопасности проводит в постоянном ожидании. И тут уж либо ты привыкаешь, либо меняешь работу. В противном случае мог произойти срыв.
Хирург и водитель были хорошими телохранителями. Спокойными, рассудительными, сдержанными. Волков же привык постоянно двигаться, действовать, его тяготила необходимость тратить время впустую.
Потому что когда голова не была занята работой, в нее лезли нехорошие и опасные мысли. И даже если Егору удавалось прогнать их прочь, после них,