достигал высот религиозной иерархии. Но практика набора последователей веры из числа неблагополучных слоев населения пока оправдывала себя, давая наивысший процент результата. Сложно было сказать, кто выйдет из бывшего теперь уже детдомовца Белякова, но то, что спустя полгода парня будет не узнать, Волков знал точно — в Школах умели говорить так, чтобы донести смысл слов даже до самого трудного подростка. А потому воспитывать сейчас Митеньку, вступая с ним в перепалку, не входило в обязанности религера — он должен был просто доставить его наставнику.
— Дядя, а ты ждал, что я брошусь к тебе с криком «папа»? — скучающий мальчик вновь решил попробовать на толерантность своего сопровождающего. — Ведь ждал же?
Волков удостоил его лишь взглядом в зеркало.
— Ждал, — ответил за него Митенька и удовлетворенный откинулся на сиденье. — Музыку поставь, папанька. Я тебя это… люблю тебя я. И пожрать купи.
Одноглазый даже бровью не повел.
Свернули на дорогу к аэропорту. Мимо пронеслась стоящая на обочине фигура в желтом жилете патрульного постового. Проехали отметку «Аэропорт — 10 км».
— Я все равно сбегу, — вдруг угрюмо сказал парень. — Потому, что ты меня в секту везешь, для жертвы.
— Почему сразу для жертвы? — Егор вдруг поддержал разговор, почувствовав, что за словами мальчика что-то кроется. — Может, на органы сдам. Печень здоровая?
Митенька подался вперед:
— Вы нас своим богам приносите в жертву. Вон, Колька рассказывал, Маринка тоже. Увозите и заставляете на себя работать. Там нас таких много. Вечерами книжки всякие учить заставляете. Это…зомбируете. А потом кого-то уводят. И все, только его и видели. Вон, у Маринки даже наколка осталась на спине, ей в такой вот секте сделали…
— Какая наколка? — перебил поток информации Егор.
— Татуировка. Звездочка, типа как на картах рисуют, только лучей побольше.
Волков перестроился в правый ряд, сбросил скорость. Щелкая камушками гравия по днищу, джип прижался к обочине и встал.
— Дядя, ты чего, — испуганно проговорил мальчик, — Я…
— Ну-ка, босота, рисуй, — блокнот и карандаш, извлеченные из бардачка, упали на колени Белякова. — Рисуй пока есть чем.
Художественный талант у подростка присутствовал — через пару минут Волков разглядывал аккуратную звезду с девятью лучами и похожим на паука символом внутри.
Глава 3
«Религия является тем якорем, который не дает человечеству усомниться в собственном существовании».
Где-то над головой прогудел невидимый за тучами самолет, уносящий мальчика Белякова к его будущему — Школе-монастырю в небольшом провинциальном городке. Через несколько лет он вернется уже другим человеком. Или не вернется.
— И когда спросили они слепого юношу, что же именно он рисует, то ответил он им: «Я рисую Бога!»…
Волков миновал очередного уличного проповедника, расположившегося в специально отведенной зоне возле трамвайной остановки, свернул за угол, на проспект.
Для обеденного времени народу было много. Люди текли по проспекту как вода по желобу, сбивались в заторы на светофорах, сворачивали в проулки, просачивались в многочисленные кафе и магазины. Каждый из них, наверняка, мнил себя кораблем среди океана, но на самом деле являлся всего лишь одной из сотен серых капель для другого корабля.
Для того, чтобы затеряться в толпе, нужно считать себя именно каплей. Обычной каплей, любящей толпы, потоковое движение и общественный транспорт. Егор преуспел в искусстве «не быть кораблем» когда того требовала ситуация. Как, к примеру, сейчас.
Одетый неброско, впрыгивающий в закрывающиеся двери автобуса, не спешащий, но и не идущий слишком медленно, останавливающийся у витрин и газетных киосков, чтобы невзначай осмотреть окружающее пространство — Волков использовал все известные ему уловки. Человек, к которому религер шел на встречу, был слишком ценен, чтобы привести к нему возможную слежку.
Подобным образом Волков обставлял свои рандеву с информаторами уже более пяти лет. Опыт показывал, что не зря.
