Язва спрыгнул с последних ступеней лестницы, отвесил мистирианину шутовской поклон.
— Оп-ля! — воскликнул он, — А я то уж подумал, что беглый преступник-ренегат заявился ко мне в нору ради забавы. Или — а чем не шутка? — переметнуться на нашу сторону Силы, а?
Язва приложил ладонь к уху, словно прислушиваясь к возможному ответу Волкова. При этом, широко улыбался, но как-то неестественно, натянуто. Егор заметил, что тифонит выглядит неважно — даже из под слоя грима выступают глубокие морщины и мешки под глазами, лицо похудело и заострилось.
Язва, не дождавшись ответа, гулко стукнул тростью об пол, вытянул шею в сторону Волкова.
— Ты вторгся к нам, мы не звали тебя, — во рту Язвы мелькнул красный язык, словно моллюск в серых створках раковины. Слова с трудом складвывались в предложения. — К тому же, я не настроен вести с тобой беседы, я слишком занят.
Глаза тифонита масляно блеснули. Волков хорошо разглядел покрасневшие белки и суженные зрачки.
«Да он действительно под кайфом!», — сообразил Егор. Это осложняло задачу, но не делало ее невыполнимой.
— Ну, раз ты настаиваешь, — кивнул он, — Давай поговорим тут. Мне нужна Калина. Я знаю, что твои Старшие на днях встречаются с ней. У них общие дела, но до них мне дела нет. Мне нужна только Калина.
— Калина, — протянул Язва, закатывая глаза. — Калина всем нужна. Она очень нужная, эта Калина.
Он остановился и заводил плечами в ритм музыки, раскачиваясь из стороны в сторону. Трость совершала широкие обороты в его руках, то в одной, то в другой.
— Калина, — повторил Язва. — Славная девочка. Ты знал, что ее изнасиловал священник, когда ей было четырнадцать?
— Не знал, но не удивлен, — Волкову действительно было плевать, хотя этот факт многое объяснял.
— Да, такое милое тело вызывает много соблазнов, — Язва перестал танцевать и неторопливо пошел мимо Егора, закладывая широкий круг — Но главная сила Калины не тут.
Он указал пальцем на свой пах.
— Мы-то с тобой знаем, что основная сила здесь.
Тифонит грубо ткнул себя в лоб, отчего на белом гриме отчетливо образовалась темная точка.
— Знаешь, Феникс, мне симпатична Калина, мне нравятся ее методы, — продолжил Язва. — Так зачем же мне сдавать ее тебе? Ведь ты мне не друг.
Последние слова он произнес почти ласково, разводя руки в стороны, будто извиняясь за такую досаду.
Но Волков заметил, как качнулись вокруг фигуры, как заколыхались полотна шелка. Кольнуло в затылок эхо набирающего обороты Дара — среди окруживших религера фигур оказалось «радио», которое начинало активизировать свой Дар.
— Чувствуешь, да? — Язва склонил голову на бок. — Обрати внимание, вокруг тебя стоят человечки будущего, Феникс. Они совершенно другие, не такие, как мы. Они — новое поколение, свежая ветвь. Они не любят публичности, они редко выходят на свет. Им хорошо там, где не видно лиц. Не то, что мы, правда?
Егор внутренне напрягся, попытался оценить обстановку.
Вот ведь засада, здесь одним «радио» дело не обойдется. Здесь присутствуют еще минимум три-четыре Искры. И все незнакомые, молодые. Откуда?
Впрочем, ответ напрашивался сам собой.
— Помнишь, наши рыцарские ристалища? — Язва сделал выпад тростью. — Укол, уход. Туше! Упавшего не добиваем! Помнишь? Детский сад, правда?
Тифонит вновь зашагал вокруг Егора, тому пришлось поворачиваться вслед за ним.
— Это поколение другое. Продуктивное. Конкретное. Прагматичное, — отчеканил Язва. — По одиночке они слабее нас, бесспорно. Но только они не станут биться с тобой один на один, не станут играть в дуэлянтов и вызывать на Поединки. Нет больше старых Правил, нет канонов и традиций. Будущее стремительно ворвалось к нам, Феникс, оно сметает и меня, и тебя, и все наши устоявшиеся порядки. Пришло время теней, у них свои карты на руках…
Язва остановился, его голос приобрел угрожающие нотки.
— Они нападают стаей, Феникс, и рано или поздно пожрут меня. Но пока эта стая — моя! — воскликнул он. — И я не вижу причин, по которым не решить с их помощью наш давний спор!
Взметнулись полупрозрачные пологи, черная масса подалась вперед.
Рука Егора быстро нырнула под полог пиджака, рванулась обратно. Вспышка стробоскопа выхватила из темноты рубленые линии лица религера, прищуренный глаз и сжатые губы.
Все движение замерло разом, как вставший механизм.
— А может и хорошо, что прежних правил нет, верно? — голос Волкова звучал с фальшивым весельем. В вытянутой руке он держал пистолет
