Кроме нее внутри отсека находились сложенная механическая рука, различное оборудование и несколько каменных обломков. Здесь, в столь неброском окружении, контраст между утонченностью и красотой Капли с одной стороны и грубостью металла и камня с другой становился еще ярче.
— Слезинка божьей матери, — прошептала Сицзы.
Ее слова со скоростью света полетели к флоту, а оттуда, спустя три часа, разнеслись по всей Земле. Как только Сицзы, подполковник и майор Европейского флота — самые обычные люди, волею случая оказавшиеся у руля на крутом повороте истории человечества — приблизились к Капле, у них возникло одно и то же ощущение. Чуждость далекого мира внезапно пропала, а взамен разгорелась жажда понимания.
Все углеродные формы жизни в этой огромной, холодной Вселенной ждет одна судьба. Возможно, потребуются миллиарды лет, но любовь одолеет и пространство, и время. Люди чувствовали любовь, излучаемую серебристой Каплей, и эта любовь могла одолеть вражду. На глаза Сицзы навернулись слезы, а через три часа вслед за ней зарыдали миллиарды землян.
Но Дин И оставался позади и хладнокровно наблюдал за происходящим.
— Я вижу здесь кое-что еще, — заявил он. — Что-то более тонкое. Я вижу реальность, в которой забываются как «Я», так и «Другие»; в которой, пытаясь объять Все, отрешаются от Всего.
— Мне никогда не осилить вашей философии, — рассмеялась Сицзы, утирая слезы.
— Профессор, у нас мало времени. — Подполковник жестом подозвал ученого к зонду.
Дин И медленно подплыл к Капле и рукой в перчатке коснулся ее холодной зеркальной поверхности. После него то же самое сделали трое офицеров.
— Она кажется такой хрупкой… Я боюсь ее разбить, — негромко произнесла Сицзы.
— Я совсем не ощущаю трения, — удивился подполковник. — Она очень гладкая!
— Насколько гладкая? — осведомился Дин И.
Чтобы ответить на этот вопрос, Сицзы вытащила из кармана небольшой цилиндр микроскопа. Она коснулась зонда объективом, и на небольшом экране появилось увеличенное изображение поверхности. Это было гладкое зеркало.
— Какое увеличение? — спросил Дин И.
— Стократное. — Сицзы указала на число в углу экрана. Затем она подняла увеличение до тысячекратного.
Поверхность на экране оставалась безукоризненно гладким зеркалом.
— Ваш микроскоп неисправен, — предположил подполковник.
Сицзы поднесла микроскоп к шлему своего скафандра. Трое других вглядывались в миниатюрный экран. Ровная на вид поверхность шлема под тысячекратным увеличением предстала нагромождением гор и ущелий. Сицзы вновь приложила микроскоп к зонду — и на экране опять появилось гладкое зеркало, ничем не отличающееся от любого другого участка Капли.
— Увеличьте еще в десять раз, — попросил Дин И.
Такое увеличение превосходило возможности световой оптики. Сицзы перевела прибор в режим сканирующего туннельного микроскопа и задала увеличение в десять тысяч раз.
Но и под таким увеличением Капля оставалась зеркалом. Самая гладкая поверхность, на которую была способна технология землян, под тысячекратным микроскопом оказалась изрезана глубокими рытвинами. Таким представилось Гулливеру лицо красавицы-великанши.
— Сто тысяч раз, — скомандовал подполковник.
Они по-прежнему видели зеркало.
— Миллион!
Зеркало.
— Десять миллионов!
При таком увеличении уже должны появиться макромолекулы вещества. Но зеркало на экране оставалось таким же идеально гладким, ничем не отличающимся от поверхности, видимой невооруженным глазом.
— Прибавьте еще!
Сицзы отрицательно покачала головой. Ее микроскоп достиг предела увеличения.
Более двух столетий назад писатель-фантаст Артур Кларк в повести «Космическая одиссея 2001 года» описал черный монолит, оставленный на Луне какой-то высокоразвитой инопланетной цивилизацией. Техники измерили его рулеткой и обнаружили, что соотношение сторон равно 1: 4: 9. Уже на Земле его измерили повторно, с использованием самого точного оборудования, но эти цифры остались неизменными, без какой-либо погрешности. Тогда Кларк назвал этот факт «безмолвной, но высокомерной демонстрацией геометрического совершенства».
Теперь человечеству еще более высокомерно продемонстрировали мощь создавшей зонд цивилизации.
— Да может ли вообще существовать абсолютно гладкий материал? — ахнула Сицзы.
— Может, — ответил Дин И. — Поверхность нейтронной звезды практически абсолютно гладкая.