— Отец, это Остроглаз из Хе’ершингенмосикена. Он лучший ученик великого мастера Эфира. Начал учение в пятилетнем возрасте, и сейчас, через десять лет, овладел всем, чему этот великий художник мог его обучить. Он чрезвычайно чувствителен к краскам и формам — они запечатлеваются в его душе, будто выжженные раскаленным железом. А потом он переносит кистью на полотно тончайшие детали увиденного. Кроме самого мастера Эфира, таким искусством в мире больше не обладает никто. — Принц повернулся к Остроглазу. — Будучи придворным художником, ты не нарушишь этикета, если посмотришь на короля прямо.
Остроглаз окинул короля взглядом и опять опустил глаза.
Король был поражен.
— Дитя, твой взгляд пронзителен, как обнаженный клинок, и в нем пылает неукротимый огонь! Он совсем не вяжется с твоей юностью.
Остроглаз заговорил впервые за всё время:
— Ваше величество, грозный властелин, простите вашему нижайшему слуге, если он оскорбил вас. Мои глаза — глаза живописца. Художник рисует сначала у себя в душе. В своем сердце я уже запечатлел ваш образ, и ваше величие, и вашу мудрость. Всё это я перенесу на полотно.
— А теперь взгляни на королеву, — сказал принц.
Остроглаз окинул взглядом королеву и опустил глаза.
— Ваше величество, достойнейшая из королев, простите вашему нижайшему слуге, если он нарушил традицию. В своем сердце я уже запечатлел ваш образ, и ваше благородство, и ваше изящество. Всё это я перенесу на полотно.
— А теперь посмотри на принцессу, наследницу престола. Ее ты тоже должен нарисовать.
Остроглазу понадобилось еще меньше времени, чтобы окинуть взглядом принцессу. Едва взглянув на нее, он опустил голову и проговорил:
— Ваше королевское высочество, любимая народом принцесса, прошу простить мне незнание придворных обычаев. Ваша красота обожгла меня, словно полуденное солнце, и я впервые почувствовал, что моя кисть недостойна вас. Но в своем сердце я уже запечатлел ваш образ и вашу несравненную прелесть. Всё это я перенесу на полотно.
Затем принц приказал Остроглазу посмотреть на министров. Тот так и сделал, едва задерживая взгляд на лице каждого. А затем опустил глаза.
— Ваши сиятельства, простите вашего покорного слугу, если он оскорбил вас. В своем сердце я уже запечатлел ваши образы, и ваши таланты, и остроту ваших умов. Всё это я перенесу на полотно.
Празднование продолжалось, а принц Ледяной Песок отвел живописца в уголок и шепотом осведомился:
— Ты всех запомнил?
Лицо Остроглаза тонуло в глубокой тени его капюшона. Казалось, будто под ним вообще не было плоти, только бестелесная тьма. Не поднимая головы, юный художник произнес:
— Да, мой король.
— Ты всё запомнил?
— Всё, мой король. Вплоть до последнего волоска на их головах и телах. Я создам на полотне точнейшие копии, неотличимые от оригиналов.
Празднество закончилось далеко за полночь. Один за другим погасли огни. Настал самый темный, предрассветный час: луна уже зашла, и хмурый облачный занавес затянул всё небо от запада до востока. Земля погрузилась в чернильный мрак. Подул холодный ветер, и птицы задрожали в гнездах, а цветы, испугавшись, закрыли венчики.
Из ворот, словно призраки, выехали два всадника и погнали лошадей на запад. Это были Остроглаз и принц Ледяной Песок. Они спешились около подземного убежища в нескольких милях от дворца. Подземелье, промозглое, сумрачное, словно нутро спящего холоднокровного чудища, казалось, тонуло в глубочайшем море ночи. В свете факелов две темные фигуры — два сгустка мрака — отбрасывали длинные колеблющиеся тени. Остроглаз вынул из котомки свиток и развернул его. Это был портрет старика, изображенного в полный рост. Белые волосы и борода обрамляли его лицо, словно языки серебристого пламени. Пронзительный взор старика походил на взгляд Остроглаза, только в нем чувствовалась б
— Мой король, это мастер Эфир, мой учитель. Вернее, он
Принц кивнул.
— Превосходно. Ты разумно поступил, первым нарисовав его.
— Да. Я должен был сделать это, чтобы он не нарисовал меня! — Остроглаз аккуратно повесил портрет на сырую стену. — Вот так. А теперь я приступлю к работе над новыми картинами для вашего величества.
Остроглаз вытащил из угла свиток какого-то белого как снег материала.
— Мой король, это обрезок ствола волноснежного дерева, которое растет в Хе’ершингенмосикене. Когда дерево достигает столетнего возраста, его ствол можно развернуть, как свиток бумаги. Это идеальный материал для живописи. Моя магия действует только при рисовании на волноснежной бумаге. — Он поместил свиток на каменный стол, развернул часть его и наложил сверху пресс — обсидиановую плиту. Затем взял острый нож и отрезал бумагу ровно
