нарастают.
Мы получили подтверждение, что скорость убегания из коллапсирующего участка космоса равна скорости света.
Час назад правительство и парламент Федерации приняли решение отменить все законы, касающиеся эскапизма. В то же время правительство считает своим долгом напомнить гражданам, что скорость убегания намного превосходит максимальную скорость, которую способны развить космические корабли землян. Вероятность спасения равна нулю.
Правительство, Парламент, Верховный Суд и Флот Федерации будут исполнять свои обязанности до самого конца.
Другие новости подруги смотреть не стали — ни к чему.
По словам Цао Биня, Мир Убежищ был сейчас подлинным раем. Чэн Синь и АА очень хотели взглянуть, как выглядит рай, но не осмеливались. Если всё на свете пойдет прахом, то чем мир прекраснее, тем больше горя принесет зрелище его разрушения. Впрочем, рай содрогался сейчас в пароксизме страха смерти.
«Ореол» прекратил ускорение. Юпитер за кормой превратился в маленькую желтую точку. Подруги надели сонные обручи и провели следующие несколько дней в непрерывном сне. В этом одиноком путешествии сквозь ночь перед концом света неудержимое воображение, представляющее картины одна другой ужасней, могло кого угодно свести с ума.
Искин пробудил АА и Чэн Синь от их сна без сновидений. «Ореол» прибыл на Плутон.
На экране монитора и в иллюминаторе подруги видели всю карликовую планету целиком. Самое первое впечатление от этого мира можно было охарактеризовать одним словом: потемки. Плутон был словно затянутый бельмом глаз. Свет Солнца еле доходил в такую даль. Только когда «Ореол» спустился на низкую орбиту, его пассажиры смогли различить какие-то краски на поверхности: кора Плутона казалась сшитой из синих и черных лоскутов. Черные — это скалы; и необязательно таков был их настоящий цвет, просто здесь царила темень, и глаз не различал оттенков. Синие участки — это превратившиеся в лед азот и метан. Двести лет назад, когда Плутон находился в перигее внутри орбиты Нептуна, его поверхность выглядела совсем иначе. Замерзшие газы частично растаяли, и из них образовалась жиденькая атмосфера. Из космоса планетка выглядела насыщенно желтой.
«Ореол» продолжал снижаться. Случись это на Земле, вход в атмосферу был бы делом во всех смыслах волнующим, но здесь корабль садился в вакууме, в полном безмолвии, тормозя единственно при помощи своих двигателей. Внизу на черно-синей поверхности резко выделялась белая надпись:
Текст был написан на современный манер, на смеси латиницы и китайских иероглифов. Под первой строкой шло еще несколько помельче, каждая повторяла то же самое, только другим алфавитом. Чэн Синь подметила, что слово «музей» ни в одной из надписей не встречается. Яхта пока еще висела в сотне километров от поверхности, из чего следовало, что текст исполинский. Чэн Синь не могла точно определить размеры букв, но это, без сомнения, была самая большая надпись из всех, когда-либо сделанных человеком. В каждом ее знаке мог бы поместиться целый город. К тому моменту, когда «Ореол» снизился до десяти тысяч метров, один из колоссальных знаков занял всё поле зрения. И наконец «Ореол» сел на широкую посадочную площадку, располагавшуюся в верхушке китайского иероглифа «цю» (?) — части слова «Земля».
Следуя указаниям бортового искина, Чэн Синь с АА облачились в легкие скафандры и вышли из космолета. В здешнем жутком холоде обогревательные системы скафандров работали на полную мощность. Пустая посадочная площадка в свете звезд сияла белизной. Многочисленные ожоги на почве свидетельствовали о том, что когда-то здесь взлетало и приземлялось немало кораблей, но сейчас «Ореол» возвышался на площадке в полном одиночестве.
В Мире Убежищ Плутон был чем-то вроде земной Антарктиды. Здесь никто не жил постоянно, да и визитеры бывали только изредка.
В небе среди звезд быстро двигался крупный черный шар — Харон, естественный спутник Плутона. Его масса составляла одну десятую массы Плутона, и оба небесных тела практически составляли двойную планетарную систему, вращающуюся вокруг общего центра масс.
«Ореол» включил прожекторы, но в безвоздушном пространстве лучи не были видны. Круг света упал на отдаленный прямоугольный объект. Этот черный монолит был единственным возвышением на ровной белой поверхности. От его простоты веяло жутью, как если бы он служил абстрактным воплощением реального мира.
— Выглядит немного знакомым, — проговорила Чэн Синь.
— Не знаю, что это за штуковина, но мне она не нравится.
