Вечная жизнь Смерти

— Удары размерностью постепенно приведут к тому, что больше и больше участков Вселенной будут становиться двумерными. А однажды двумерной станет вся Вселенная. Точно так же создание укреплений приведет к тому, что все области с пониженной скоростью света сольются, и различия между ними уравняются. Это новое среднее значение станет новой скоростью света во Вселенной.

И тогда ученые какой-нибудь новорожденной цивилизации — типа нашей — решат, что скорость света в вакууме едва достигает десятка километров в секунду и что это непоколебимая мировая константа, — точно так же, как мы думаем о трехстах тысячах километров в секунду.

Разумеется, я привел только два примера. В качестве оружия применяют и другие физические законы; мы их все не знаем. Весьма вероятно, что в оружие превращен каждый закон природы. Возможно, что в некоторых участках Вселенной даже… Впрочем, я и сам в это не верю.

— Что ты хотел сказать?

— Аксиомы математики.

Чэн Синь попыталась представить себе подобный мир… нет, такое просто невозможно!

— Это же… безумие! — Она помолчала, затем спросила: — Станет ли вся Вселенная послевоенными развалинами? Или вот так, точнее: не превратятся ли после войны законы природы в развалины?

— Весьма возможно, они уже в них превратились… На новых мирах физики и космологи работают над воссозданием исходного состояния Вселенной, до войн, больше десяти миллиардов лет назад. Они уже разработали довольно подробную модель, описывающую такую Вселенную. Это была отличная эпоха, Вселенная тогда напоминала сад Эдема. Конечно, ее красоту можно представить только математически. Нарисовать ее в воображении мы не можем — нашему мозгу не хватает размерности.

Чэн Синь опять вспомнила разговор с Кольцом:

«Это вы создали этот четырехмерный фрагмент?»

«Вы сообщили, что вышли из моря. Разве вы создали море?»

— Ты хочешь сказать, что Вселенная эпохи сада Эдема имела четыре измерения, и что скорость света была намного выше?

— Нет, совсем не так. Вселенная эпохи сада Эдема имела десять измерений. Скорость света в те времена не просто была выше — она приближалась к бесконечности. Свет тогда был способен к действию на расстоянии[70] и мог пересечь весь космос, от одного края до другого, за планковское время[71]… Если бы тебе довелось побывать в четырехмерном пространстве, тогда у тебя создалось бы отдаленное представление о том, как прекрасна была жизнь в десятимерном саду Эдема.

— Ты утверждаешь…

— Я ничего не утверждаю. — Ифань словно очнулся от сна. — Мы только видим кое-какие намеки, всё прочее — догадки. Считай это предположениями, мрачной сказкой, которую мы придумали.

Но Чэн Синь продолжала размышлять.

— Значит, войны в эпоху сада Эдема привели к коллапсу одного измерения за другим из макроскопического мира в микроскопический, а скорость света раз за разом понижали…

— Как я только что сказал, я ничего не утверждаю, просто строю догадки. — Ифань заговорил тише. — Кто знает, может быть, правда еще мрачнее, чем наши домыслы… Несомненно лишь одно: Вселенная умирает.

Корабль прекратил разгон, и в кабине возникла невесомость. В глазах Чэн Синь звёзды и пространство представали всё более и более призрачными, более и более пугающими. Только тройная перегрузка придавала им какую-то устойчивость. Девушка радовалась крепким объятиям тяжести — в них она находила защиту от ужасов и могильного холода темных мифов Вселенной. Но теперь перегрузка исчезла, остался только кошмар. Млечный Путь представился ей полоской льда, в которую вморожены кровавые останки, а близлежащая DX3906 казалась печью крематория, полыхающей над пропастью.

— Ты не мог бы выключить внешний обзор? — попросила Чэн Синь.

Ифань нажал кнопку, и Чэн Синь вернулась из бесконечности космоса в тесную скорлупку-кабину. Здесь она отчасти вновь обрела ощущение такой желанной сейчас безопасности.

— Мне не следовало рассказывать всё это, — сказал Ифань. В его словах звучало неподдельное сожаление.

— Рано или поздно я бы всё равно узнала, — ответила Чэн Синь.

— Повторяю, это лишь наши домыслы. Научных подтверждений нет. Не задумывайся об этом. Смотри на то, что перед тобой и просто живи. — Ифань накрыл ее руку своей. — Даже если то, что я рассказал, правда, эти события измеряются сотнями миллионов лет. Летим со мной на мою планету — теперь она и твоя тоже. Хватит скользить по времени. Если будешь жить в пределах сотни тысяч временных лет и тысячи световых лет, ничего из этого тебя не коснется. А такого срока хватит кому угодно.

— Да, этого, конечно, хватит. — Чэн Синь стиснула руку Ифаня. — Спасибо!