Вечная жизнь Смерти

Доктор подхватил Гуань Ифаня за руку, и они поплыли к носу корабля. Если бы «Гравитация» разгонялась, путешествие от кормы до носа означало бы подъем из колодца глубиной в один километр. Но при дрейфе, в невесомости, это сделать куда проще. Плац располагался на носу корабля-цилиндра, под полукруглым прозрачным колпаком. Здесь казалось, что стоишь в космосе. По сравнению со сферическими каютами с их голограммами звездного неба на стенах в этом месте «эффект дематериализации» проявлялся с особой силой.

«Эффект дематериализации» — это термин космической психологии, того ее раздела, который занимается изучением психики астронавтов. На Земле людей окружают предметы, и потому подсознание принимает мир как материальный, овеществленный. Но в глубоком космосе, вдали от Земли, звёзды всего лишь далекие яркие точки, а Галактика — фосфоресцирующий туман. И чувствам, и разуму кажется, что мир потерял вещественность, а на первый план вышла пустота. В подсознании космического путешественника мир утрачивает материальность. Эта когнитивная модель легла в основу космической психологии. Разум воспринимает корабль как единственный реальный предмет во Вселенной. На досветовой скорости движение корабля не заметно, и Вселенная становится одним бескрайним, пустым выставочным залом. Звёзды в нем лишь иллюзия, а экспонат только один — корабль. У человека возникает чувство глубокого одиночества, а оно в свою очередь может вызвать у путешественника подсознательное заблуждение, что он является «сверхнаблюдателем» по отношению к одинокому «экспонату». Астронавт чувствует себя полностью обнаженным и незащищенным, что влечет за собой пассивность и страх.

Это беспредельно разомкнутое пространство порождало множество психологических осложнений при полете в глубоком космосе. Весь профессиональный опыт Уэста говорил, что клаустрофобия Гуань Ифаня — это явление редчайшее. И еще необычнее тот факт, что ученому не помогло бесконечное, открытое небо плаца. Беспокойство и тревога нисколько не ослабли. Похоже, Гуань прав — его состояние вызвано не теснотой в обсерватории. Этот случай интересовал Уэста всё больше и больше.

— Вам лучше?

— Нет, нисколько. Кажется, что я в ловушке. Здесь всё так… закупорено!

Гуань бросил взгляд на звездное небо, а потом стал смотреть прямо по курсу «Гравитации». Доктор знал, что ученый пытается увидеть «Синий космос». Корабли летели по инерции с почти одинаковой скоростью, их разделяла всего лишь сотня тысяч километров — то есть, по меркам космоса, один чуть ли не наступал на пятки другому. Командование обоих кораблей договаривалось о технических деталях стыковки. «Синий космос», однако, находился слишком далеко для наблюдения невооруженным глазом. «Капли» тоже оставались невидимыми: по заключенному пятьдесят лет назад соглашению они отошли на расстояние трехсот тысяч километров от «Гравитации» и «Синего космоса». Два корабля и «капли» образовали узкий равнобедренный треугольник.

Гуань Ифань посмотрел на Уэста.

— Прошлой ночью мне приснился сон. Я оказался где-то, в каком-то по-настоящему открытом пространстве, открытом настолько, что вы даже представить себе не можете. А когда проснулся, мир вокруг показался до того замкнутым, до того ограниченным… Вот так я и заработал клаустрофобию. Представьте, что с самого рождения вы были заперты в маленьком ящичке. Вас бы это не волновало — вы всегда так жили. А потом вас выпустили — и засунули обратно. Вот тогда вы почувствовали бы разницу.

— Расскажите подробнее о пространстве, которое вы видели.

Гуань загадочно улыбнулся:

— Расскажу другим ученым на корабле, может быть даже ученым на «Синем космосе». Но не вам. Ничего не держу лично против вас, доктор, но не выношу типичного для вашей профессии подхода: если уж вы посчитали кого-то психически неустойчивым, то всё, что бы он ни сказал, будет объявлено бредом больного воображения.

— Но вы же сами сказали, что это был сон.

Гуань покачал головой, стараясь вспомнить.

— Я не уверен, что это был сон. Не знаю, спал я тогда или нет. Порой вам кажется, что просыпаетесь, а на самом деле всё еще видите сон. А иногда вы бодрствуете, но кажется, что спите.

— Последнее случается крайне редко. Если вам довелось испытать такое, то почти наверняка это признак какого-то душевного расстройства. Ох, извините, я опять раздражаю вас.

— Нет, нет. Полагаю, мы с вами похожи. У нас обоих есть объекты наблюдения. Вы изучаете помешанных, я изучаю Вселенную. Так же, как и у вас, у меня есть критерии, по которым я сужу о «здоровом» виде объектов: гармония и красота — в математическом смысле, конечно.

— Разумеется, с вашими объектами наблюдений всё в полном порядке.

— Ну-у, тут вы ошибаетесь, доктор. — Гуань указал на сияющий Млечный Путь, не отрывая глаз от Уэста. Он словно указывал психологу на какого-то монстра, внезапно выскочившего из ниоткуда. — Вот там находится пациент, возможно, здоровый психически, но телом — паралитик.

— Как так?

Гуань сначала поджал ноги, а потом обнял себя за колени и стал медленно вращаться в невесомости. Великолепный Млечный Путь закрутился вокруг него, а он сам стал центром Вселенной.