подарок?
— Заказал. Послезавтра привезут, — зевнув, проговорил я. — Слушай, давай спать, а? Нам вставать через четыре часа…
— Спа-ать? — протянула Ольга, прижимаясь ко мне всем телом.
Да ну его в болото! Четыре… три… какая разница?
— Жора, ты узнал, кто владелец этого драндулета? — Молодой человек, невысокий, худощавый, с серьезными черными глазами и тонкими чертами бледного лица, хлопнул стеком по голенищу форменного, до зеркального блеска надраенного сапога и выжидающе уставился на переминающегося перед ним с ноги на ногу ровесника в такой же темно-синей, почти черной, форме слушателя Павловского университета.
— Извини, Платон. В базе дорожников его нет, — пожал плечами тот и, заметив, как зло прищурился его товарищ, поежился. Кадык на худой шее судорожно дернулся, но Платон, кажется, не обратил никакого внимания на эти метаморфозы. Его занимали совсем другие мысли.
— Не понял. Как это «нет»? — тихо, но с явной угрозой в голосе спросил Платон, сжимая в кулаке украшенный изящной резьбой стек так, что тот едва не сломался. А в следующую секунду голос «павловца» поднялся до крещендо. — Какой-то хрен с горы катает Бестужеву на рыжем угребище, целуется с ней… при мне! Слышишь, ты… отрыжка Эфира! При мне! А все, что ты можешь сказать, — «нет в базе»?! Жора, я за что тебе деньги плачу? Или ты хочешь снова жить на один государев кошт? Так ты не стесняйся, скажи прямо, и я тут же заблокирую твой счет. Ну? Что молчишь?
— Я… я узнаю. Не надо… счет, — забормотал Жора, стирая со лба капельки выступившего пота. — Ты же знаешь… сестра…
— Короче, гений вычислений… Мне нужна информация по этому рыжему мотоциклисту. Кто, что, откуда… Сроку тебе три дня. Если в понедельник ты не притащишь мне в своем кривом клюве то, что нужно… О деньгах на лечение твоей мелкой можешь забыть. Сдохнет — туда ей и дорога… Ты меня понял?
Дождавшись судорожного кивка, Платон смерил собеседника коротким презрительным взглядом и, развернувшись, покинул комнату отдыха. И слава богу, что, уходя, он в своем мнимом «величии» не обернулся, не почувствовал остановившегося на его идеально прямой спине тяжелого взгляда замершего посреди комнаты Георгия. Иначе тот вряд ли дожил бы до понедельника. Потому что людей, которые смотрят с такой многообещающей ненавистью, именитые в живых не оставляют. Опасно.
Но все делают ошибки, и Платон не стал исключением. Слишком сильно надавил, пережал, передержал… можно назвать это как угодно… и в результате добился эффекта, противоположного тому, которого добивался.
А вот дожидавшийся Платона у входа в комнату отпрыск боярского сына из его рода, кажется, что-то заметил… мельком, в тот единственный миг, когда фигуру побледневшего Жоры можно было увидеть, пока за его требовательным собеседником закрывалась дверь…
— Ты не слишком круто с ним, а? — поинтересовался неофициальный вассал Платона.
— Ничего. Ему это только на пользу, — отмахнулся тот. — Батя вон миндальничал с отцом этого глиста, денег их малявке на лечение подкидывал… просто так, по доброте душевной, — а толку? Все равно, как только возможность подвернулась, тот… урод очкастый свалил под Бельских. Не-эт, Вова. С этими умниками только так и надо. Страх — вот что их в узде держит. Точно говорю.
Владимир покачал головой, но промолчал. Не с его шестка донимать Платошу советами. Но вот доложить отцу можно… и нужно. А то ведь наломает дров будущий наследник, лишит род перспективного технаря. А это уже совсем нехорошо.
Разговор с Валентином Эдуардовичем оказал на меня успокаивающее действие. Да, за Леонидом в его поездке по городу после гимназии следили, но топорно. Это была даже не любительская слежка, а… абсолютное дилетантство. Ни сменных филеров, ни машин, ни страховки. Только два сыщика, толком даже не пытавшихся как-то скрываться. В общем, смех, а не слежка…
И естественно, услышав мой рассказ, Ольга тут же потребовала, чтобы я доставил ее в университет на мотоцикле. В отличие от гимназии, занятия у «павловцев» шли шесть дней в неделю, так что тот факт, что нынче суббота, никак не освобождал мою нареченную от необходимости поездки в университет.
Рыжий радостно зарычал и покатил по просеке, чтобы спустя полчаса промчаться по центру города и, свернув на угрюмый ввиду подступающей все ближе зимы бульвар, замереть на стоянке перед серым учебным корпусом, громада которого безуспешно пряталась за черными скелетами деревьев, протыкающими своими острыми ветками низкое, затянутое облаками небо.
Стерев след помады, оставленный мне Ольгой на щеке и губах, я проводил взглядом уплывающую к крыльцу корпуса нареченную, вздохнул и, щелкнув портсигаром, задымил первой за утро сигаретой. Хм… надо будет потрясти запасы Николая, когда он привезет близняшек на занятие.
Докурив сигарету и бросив короткий взгляд в сторону толпящихся у корпуса павловцев, я нацепил шлем и только хотел завести мотоцикл, как услышал утробное урчание. Желудок завелся первым… Впрочем, это неудивительно, учитывая, что половину моего завтрака сегодня съела Ольга. Незаметно так вытягала из тарелки все самые вкусные кусочки. То, что осталось, завтраком назвать было уже сложно… так, перекус, не более того. Что ж, значит, надо искать «заправку», желательно где-нибудь поблизости. Вот ни за что не поверю, что в окрестностях такого большого учебного заведения не найдется какой-нибудь кафешки. В конце концов, это же центр города!
