девственной дуры. Сейчас понимаю, что он был неплох. Мне бы следовало влюбиться в него. Кстати, выбился в люди. Единственный из всех, остальные либо сели, либо сдохли… Он спросил меня: а ты уверена, что Джон хочет именно этого? Вместо ответа я содрала с себя платье и патетически воскликнула – на, возьми меня и не трожь его. Хэм… Хэм взял, что ему предложили. Ему было восемнадцать, мне двенадцать. Он был не слишком-то умелый, но не грубый. Наутро он отвел меня на берег реки и сказал, что утопит меня в ней, если я пересплю с Джоном. Я согласилась, уверенная, что правильно поступила, заплатив своим телом за жизнь Джона.
– И осталась подругой Хэма.
– Да, история банальная. У меня нет претензий к Хэму. Ни одной. Просто через месяц я увидела Джона, который пинал нищего старика. Он, Джон, уже был в банде. Тут-то и вылезла его шакалья суть. Я отняла у него старика. А он в отместку, что я не дала ему поизгаляться вволю, рассказал правду. Что хотел в банду, и Хэм сказал – плати вступительный взнос. Можешь деньгами, можешь своей подружкой. И Джон, который хорошо меня знал, придумал эту историю, из-за которой я пошла к Хэму. Я бросилась к Хэму, а он ответил: да, так и было, просто ты мне всегда нравилась, и вообще, выходи за меня замуж… У нас в колонии очень свободные законы, девушка может выйти замуж хоть в десять лет, если у нее уже начались менструации. Я отказалась. Он не мстил мне, и уличные бандиты по-прежнему были со мной почтительны. Через год Хэм внезапно уехал из города, и вскоре мы узнали, что его дядя дал ему денег на колледж. Когда я рассказала эту историю Леони, та сказала, что я дура. Что надо было выходить за Хэма, не раздумывая ни секунды. Что мужчина, умеющий выстроить такую комбинацию, чтобы завладеть женщиной, достоин внимания. Из него вышел бы отличный муж и отец. Я психанула и ответила, что чья бы корова мычала, а ее бы молчала. Мы тогда довольно хорошо знали друг друга, и имя Лоренса Хикати звучало не раз. Она усмехнулась и показала мне его фотографию. С тех пор я не верю в Бога. Потому что Бог не мог засунуть такую прекрасную душу, такой чистый разум в настолько ущербное тело.
– При этом сам Лоренс в Бога верил.
– А что ему оставалось делать?
– Тоже верно.
– Вот, собственно, и все. Я не простила миру это предательство Джона. Джон давно в могиле, его убили еще до того, как я окончила школу. Хорошо убили, как он того заслуживал. Я тогда уже вступила в Орден, и мне тоже было хорошо. А Хэм… У него тоже все хорошо. Правда, так и не женился, хотя парень видный и карьеру сделал. Хэмилл Корп по прозвищу, как легко догадаться, Труп. Знакомое имя, правда? По крайней мере, о тебе он знает.
Конечно, знакомое. Тот самый парень, который сманил Йена из танирской полиции на Землю. Я видела его дважды, оба раза мельком. Пожалуй, единственное, что в нем впечатляло сразу, – его хладнокровие. Хотя, мне кажется, Трупом его прозвали из-за фамилии. Йен упоминал, что он чрезвычайно умен и дальновиден. У меня не было возможности убедиться в этом.
– Знаешь, почему я сейчас сдаюсь тебе? Дурацкий момент, конечно. И если подключить мозги, то мне не следовало бы этого делать. Но ты похоронила Леони. Ты вообще почему-то решила, что несешь ответственность за чужие преступления. Не удивлюсь, если ты думаешь, будто в смерти Леони есть доля твоей вины. Не уследила, опоздала, все такое. Я тебе кое-что скажу. Во-первых, это я уговорила Леони сдаться федералам. И очень жалею, что не дожала ее в одном аспекте: она хотела поехать к Хикати, а я – чтобы она сдалась Хэму. Но я подумала – фигня, я завалю Дуглас, тогда Леони может сдаваться кому угодно. Дуглас надо было валить, эта сука все равно добралась бы до Леони. И я не уточнила дату, когда Леони собирается приехать в Эдинбург. Ошиблась в расчетах на один день. А во-вторых, я видела Дуглас утром того дня. Но момент был не очень удачный, хотя она меня не заметила. Я подумала: да фигня, вечером навещу ее. И подобью кое-какие итоги. А через два часа стало поздно. Мне рассказал Хэм. Я тогда сломалась. Раньше смеялась над этим выражением, а тут поняла. Как будто услышала этот треск внутри себя. Леони была последней из живых, кем я дорожила по-настоящему. Хэм? Не-ет. Помню, я еще подумала: хорошо, что я к нему равнодушна. Почему-то те, к кому я равнодушна, живут дольше. Он рассказывал мне, что ты позаботилась о похоронах и отправила детей Леони на Сонно, – а я смаковала мысль, что вот сейчас завалю главную гадину и сдамся. Нет, не тебе. На самом деле я планировала не тебя. Я хотела пойти к твоей подружке Вере Харрис. Я не могу сдаться мужику.
– Думаешь, Веру обмануть проще?
– Нет, думаю, что кузен ее мужа вполне может стать для меня тем человеком, которым для Даймона стал Алистер Торн Маккинби.
Я не засмеялась и не зевнула с подчеркнуто скучающим видом. Я вообще не переменилась в лице. Строго говоря, я уже секунд пять прислушивалась к легкому шуму с той стороны, откуда пришла Радха Шетти. Человек, один, мужчина. Не скрывается, идет открыто. Когда подойдет вплотную, еще и постарается внимание привлечь – он знает, что я вооружена, и совсем не хочет наткнуться на пулю.
– Радха, Даймон готовил себе тылы лет двадцать. Это во-первых. А во-вторых, никакие тылы не спасли бы его. И никакие его ценные сведения. Просто у нас нет чисто технических средств, чтобы посадить его. Не брался он существующими методами. Август, не сомневаюсь, взломал бы его на допросе, только признание – недостаточное основание для обвинения и приговора. Любое признание надо подтвердить уликами. А улик Даймон не оставлял. В отличие от тебя. Поэтому сведениями он заплатил не за свободу – ее он добыл себе сам. Он заплатил за то, чтобы ему не рыли яму. Фактически он подмазал самолюбие тех, кто мог серьезно навредить ему в будущем. Но поверь мне на слово: если вдруг изобретут аппарат, позволяющий считывать воспоминания, и если данные, полученные таким образом, признают достаточной уликой, Даймон тут же сядет на всю оставшуюся жизнь. И все это понимают. Он тоже. Именно поэтому он изо всех сил нарабатывает себе репутацию, хватаясь за самые безнадежные дела на благо государству. Не для того, чтобы его отпустили с
