– Хорошо сохранился, – язвительно ответил Павлов.
Я не смогла удержаться от усмешки. Ну да, после третьей или четвертой регенерации.
– Узнала много нового о сделке по продаже Калипсо.
Павлов еще раз кивнул:
– Да, работенку пришлось ту еще провести.
– И все прошло точно по плану? Включая то, что Август отказался от вашего проекта? И его союз с Гамильтон и Шелдоном?
– Конечно. Именно так и было задумано.
– Это тебя Эмма охарактеризовала как старомодно вежливого?
– С ней работал Кричевский. Я передам ему этот отзыв, он будет доволен.
О чем еще говорить, я не могла придумать. От Павлова просто разило горем, безнадежностью и отчаянием. Как ему помочь, я не знала. А он и не просил о помощи.
К счастью, вернулись Август и Эмма. Август только поглядел на Павлова и все понял.
– Развлекай дам, ты умеешь, – бросил он. – Сейчас я исправлю это недоразумение.
И ушел раньше, чем Павлов успел остановить его. Двинулся напрямую через зал, безо всяких вам обходных маневров и подкрадываний. В своем обычном стиле – если ты баран, то способен любую проблему решить в лоб.
Эмма Гамильтон была слишком хорошо воспитана, чтобы спросить, в чем дело. Павлов сказал сам:
– Ольга Чернова – моя жена. Полгода назад она подала на развод. Я был в отъезде, она развелась в мое отсутствие, и возвращаться мне было уже некуда. Мальчик рядом с ней – ее жених. Антон Бабин. Единственный сын и наследник крупнейшего нашего олигарха. Ольга тоже из непростой семьи – некровные родственники царя. Брак блестящий по всем статьям. Со мной она не разговаривала ни разу с того момента, как я уехал. Свадьба через неделю.
– Сочувствую, – обронила Эмма.
– Я понимаю ее, – криво усмехнулся Павлов. – Я безродный, сам себя сделал, к тому же почти вдвое старше и даже в молодости не был красавцем.
– Но ведь все это – не самое главное, – вежливо сказала Эмма.
Павлов только пожал плечами.
Я обернулась и опешила: Август нависал над Черновой и Бабиным, который восторженно глядел ему в рот, но в компании было четверо, а не трое. Четвертым был монах в доминиканском облачении.
– Дим, – позвала я, – а что ты сделаешь, если Ольга скажет, что хочет помириться, но случайно приняла католичество?
– Пф. Спрошу, где костел будем строить, – ответил Павлов. – А что?
– Август пустил в ход психологическое оружие массового поражения.
Эмма рассмотрела ту четверку и засмеялась:
– О да. Это действительно оно.
Павлов некоторое время озадаченно моргал.
– Насколько я понимаю, это Скотт Маккинби Младший? Доминиканец?
– Ага, а еще он лучший молодой проповедник мира и ученик Лоренса Хикати.
– Гм, – только и сказал Павлов.
Я видела, как Скотти зацепился за какую-то реплику Черновой, ответил, и вот уже через пять секунд он перехватил инициативу… Четверка еще держалась вместе, но стало заметно, что она вот-вот распадется – Скотти тихо дрейфовал в сторону, и Чернова машинально двигалась за ним. Еще через минуту расстояние между ними и Августом с Бабиным увеличилось до нескольких метров. Август, не прерывая беседы с Бабиным, повернулся и пошел к нам. Бабин, естественно, с ним.
– Та-ак, – процедил Павлов. – Сейчас мне еще придется болтать с этим недоноском. Вежливо, черт бы меня побрал!
– Почему нет? – удивилась я. – Дима, твой соперник уже нейтрализован. Хотя сам этого еще не понял.
От неловкости нас избавили подошедшие Крис и Джимми Рассел. Тут я поняла, что Джимми Рассел со своими религиозными закидонами может быть даже полезен. Он мигом выяснил, что Бабин православный, тут же затеял соответствующий диспут. Бабин не знал, как реагировать, на всякий случай вежливо отвечал в меру своей компетенции, надеясь, видимо, на воспитание и манеры собеседника. Ага, не тут-то было. Не на того напал. Джимми Рассел еще ни от кого не отцепился по собственной инициативе. А мы, естественно, не спешили выручать Бабина.
Через пару минут я обратила внимание, что Павлов исчез. Растворился в воздухе. Поискав глазами, обнаружила его возле жены и Скотти. Ну, все, будем надеяться, задача выполнена.
Еще через десять минут Бабин спохватился – аккурат в тот момент, когда к нашей компании присоединился Скотти. Обернулся, сделал было шаг – и его плеча коснулась рука монаха.
