– А ты проверь его любовь, – вдруг посоветовала Веста. – Пусть он перейдет на нашу сторону. Согласится – значит, действительно любит тебя.
– Да мне он не нужен!
– Дура, – сказала Веста. – Если он ради тебя изменит родине – да это же подвиг! А он небось еще и с хорошим образованием – разведчиков учат на совесть. То есть он без работы никогда не останется.
– И ты предлагаешь мне жить с нелегалом? Ищи другую дуру.
– Почему? Он пойдет и сдастся контрразведке.
Камила опешила:
– И чем это лучше?
– Для тебя – тем, что он получит гражданство, что ты будешь знать его настоящее имя. Может, он и на работе в контрразведке останется. А для нас – если он сдастся, нас не тронут. Он же сам назовет своих подельников.
Я молчала. Веста порола чушь и несла бред. Но Камила ее слушала. Идея ей нравилась. Мне – нет, но другого выхода не остается. Я вышла на кухню, якобы сварить кофе, отправила глубоко зашифрованное сообщение на секретный номер Хосе. Формальности надо соблюдать, даже когда решение известно заранее.
В кухню бесшумно вошла Веста.
– Камила вызванивает своего красавчика, – шепнула она. – Ты уезжай. Я справлюсь.
Я не переменилась в лице, вообще не показала, что удивлена.
– Тебе-то какая выгода?
– А такая, что меня загребут в любом случае. Мне было шестнадцать, и я влюбилась в одного… А он был из агентурной сети. Его сдал такой вот перебежчик. Мой… он так и не заговорил. Умер под пытками. Меня тоже допрашивали. Мне повезло больше: всего-то год по тюрьмам. Потом нашелся хороший человек, помог сменить имя и уехать сюда. Но меня засекретили не слишком-то качественно. Еще бы, я не какая-то важная птица. И если Родригес пойдет сдаваться, меня тоже зацепят.
– Дурацкий план.
– У тебя есть получше?
– Конечно. Его предложит Камила.
Веста несколько секунд подумала:
– Ты надеешься, что она вспомнит о твоем знакомстве с Вальдесом? Факт известный, подозрений не вызовет, под этим предлогом мы выведем этих двоих из дома и заманим за город…
– Никаких «за город». Камила дура, но Родригес-то разведчик.
– А где?
– Набережная Франца.
– О! Между прочим, если знать, как там стоят камеры…
– Я знаю. А вот Камила не знает, на какой машине ты ездишь.
– Не знает, – подтвердила Веста. – И?..
– Угони.
Веста прищурилась:
– Родригес слишком осторожен, чтобы сесть в нашу машину или посадить нас в свою. Поэтому мы поедем на твоей, а Камила – с ним.
– А потом мы «сломаемся» у него перед носом? Долорес, дешевый трюк. Он не поведется.
– Поведется. Он же не знает, что на этой набережной почти нет камер.
– А потом нам с этой набережной топать через половину города за своими машинками, которые мы бросим здесь. Я верно поняла, что мы бросим их здесь?
– У тебя девчонок в банде мало? Попроси отогнать на любую парковку километрах в трех-четырех от набережной.
– И ночью две женщины, куда-то идущие пешком, будут заметны, как…
– Как две подруги, которые на рассвете занимаются оздоровительным бегом.
Веста с кривой усмешкой потерла раненый бок, намекая, что в ее положении только спортом заниматься. В кухню вплыла Камила. На личике, смазанном дорогим кремом, таяли следы слез и разочарований. В руке она держала рюмку с водкой.
– И долго вы будете секретничать? – с подозрением спросила она.
– Не люблю принимать лекарство на глазах у всех, – парировала Веста.
– Ты больна, что ли? Надеюсь, это не заразно.
Веста молча задрала рубашку и показала шов, оставшийся после ранения. Камила поперхнулась водкой.
