всех своих предков и потомков, всю открывшуюся ему бескрайнюю страну? Нет таких благ во всём мире, за которые он, Ардагаст, мог бы совершить подобное. Воин Солнца снова был готов к бою. Спокойно, но твёрдо Зореславич произнёс:
— Эту стрелу Даждьбог-Гойтосир в Доме Солнца дал мне. Ни о тебе, ни о ком другом из земных царей он не сказал.
— А разве это нужно говорить? Ты забыл, кто из нас великий царь, а кто подручный. Вспомни, даже в Великой Скифии твои предки-цари были подвластны скифам царским.
— Главными землями скифов царских на реке Герр владеешь не ты, а Роксаг. А потомками их в Таврике правит Ходарз. Кому же я должен подчиняться?
— Тому, кто сделал тебя царём! — В голосе Фарзоя раскатом далёкой ещё грозы зазвучал гнев.
— Царём тебя избрало собрание росов. Но ведь там был я с аланской дружиной. А послал меня отец, — вмешался Инисмей.
— Я это помню и верен вам, царю и другу. Но эту Чашу и эту стрелу дали мне не вы, а боги, — мирно, с достоинством ответил Ардагаст.
— Да он обнаглел не хуже Роксага! — рявкнул Умабий. — Но тот хоть сармат, а этот? Лесной медведь, убийца родного дяди! Сарматы с венедками таких каждый год сотнями приживают...
— Не позорь своих седин бранью, — смело отозвалась Ларишка. — Мы всё это уже слышали. От медведей... вернее, полумедведей. А ещё от одной дуры, что нашла свою смерть во льдах у самого Белого острова. Её муж после этого поумнел, хоть он и моложе тебя.
Умабий возмущённо засопел, рука его легла на меч. Фарзой довольно погладил золотую пряжку пояса. На ней бог охоты, хитро ухмыляясь, удерживал двух готовых вцепиться друг в друга грифонов. Но Ардагаст, словно не замечая перепалки, спокойно сказал:
— Зачем тебе стрела Абариса, великий царь? Она — ключ от пещеры с Колаксаевыми Плугом и Секирой. Но нет сейчас царя, достойного овладеть ими. Так решили боги на своём совете в Экзампее. Мне дозволено лишь увидеть эти дары. Для того мне и дана стрела.
— Ты не спрашивал богов, когда добывал Чашу! — возразил Фарзой. — А теперь удачи попытаю я. Увидишь, боги будут за меня.
— Ты не знаешь, к чему рвёшься, великий царь, — вмешался Вышата. — Эти дары — фарн, священное счастье царства. В них — сила Огненной Правды, а она выше богов. Сами боги не могут дать или отнять фарн, а могут лишь допустить или не допустить к испытанию. Достойного же выбирает сам фарн. А недостойный может завладеть властью, но не фарном.
Ларишка с насмешливым видом сказала:
— Был в Туране, у восточных скифов, неправедный царь Афрасиаб. Боги спрятали от него фарн на дне моря. Он тогда снял штаны и стал нырять за счастьем. Три раза нырял и ничего не поймал, только ругался хуже Умабия.
За спиной у Фарзоя послышались приглушённые смешки. Вышата с сожалением произнёс:
— Бойся потерять и тот фарн, что имеешь, царь Фарзой! А он у тебя есть, я вижу. Станешь неправду творить — улетит он от тебя соколом, убежит золотым бараном. Только мы, волхвы, и увидим. Помни же: неправедный царь — не царь! — грозно воскликнул волхв, потрясая посохом с трезубцем.
— Больно вы все праведные! — процедил Фарзой. — Гойтосира чтите, зато с Ваю драться не боитесь. А я вот чту Ветер и Меч, Ваю и Ортагна. И вы покоритесь моим богам, если живете в моём царстве! — Царь обнажил меч, с силой всадил его в снег.
— Отдай стрелу, Ардагаст, не ввергай царство в усобицу! — отчаянно воскликнул Инисмей.
— Отдам, если велят Светлые боги. Они выше нас обоих, а выше их Огненная Правда. Без неё царство твоё — Чернобожье! — непреклонно ответил Зореславич.
— Кто тобою правит, царь Фарзой? Богов за тобой не вижу, а вижу беса и чернокнижника! — воскликнул Вышата.
Царь Аорсии махнул рукой, и из-за его спины вышел Валент. На лице некроманта играла снисходительная улыбка.
— Всё служишь Солнцу, Вышата. А я — никому. В этом грязном мире нет бога, достойного того, чтобы истинно мудрый служил ему. А какого духовного совершенства ты мог бы достичь! Какой власти над материей!
— А ты сам сколько добра мог бы сделать людям! Иначе для чего совершенство, власть? — простовато развёл руками волхв.
— Уж конечно не для этого мира, не заслуживающего спасения, и его тупых обитателей. Духовно совершенный — это тот, кого мир не достоин. Разбить столь прекрасный сосуд, чтобы из его черепков поить, — Валент презрительно скривился, — «ближних»? Их дух могут возвысить разве что страдания плоти.
— Твоя-то плоть не страдала ни от труда, ни от голода. Разве только от пресыщения.
— Ошибаешься. Я прошёл суровые испытания, и теперь моё тело равно способно предаваться оргиям и аскезе без ущерба для духовной силы. Пока ты растрачивал себя ради ближних и дальних, я умножал свою духовную мощь.
— Человек ты или бес надменный? — вырвалось у Ларишки. — Только дэвы так презирают людей. А герои и мудрецы людей любят.
— Телом я человек. А духом я выше людей и демонов, героев и богов, ибо стремлюсь выше всех семи небес, к Высшему Свету, которого нет в ваших золотых игрушках. Я сильнее вас, скифы, и сейчас вы в этом убедитесь!
Валент рывком выбросил вперёд руки. Вспыхнул сапфир в серебряном перстне, и словно кокон из мертвенного белого света окутал некроманта. В следующий миг из перстней с топазом и рубином ударили жёлтые и красные молнии. Но на их пути уже встала золотистая завеса, и молнии растеклись по
