экзампейский жрец — это знают разве что Вышата да Авхафарн.
Авхафарн, верховный жрец росов, летом жил в юрте, а зимой — в добротной мазанке своего зятя-венеда. Многие называли самого жреца на венедский лад Доброславом, а царица Добряна назвала в его честь своего первенца. Несмотря на поздний час, старик не спал. Закутавшись в медвежью шкуру, он читал книгу, присланную пантикапейским мудрецом Стратоником. Выслушав рассказ Миланы, жрец покачал головой:
— Вот ведь разболелся не ко времени! Нет, колядовать завтра вечером выйду, а до того... Волхвование требует сил и здоровья. Разве что в чаре погляжу, что там с царём. А русальные жезлы — вот они, в сундуке. Я в них новые травы вложил, заговорил, окурил.
— Что, если позвать на помощь экзампейских жрецов? Их предки хранили Колаксаевы дары, — сказала Добряна.
— В эту ночь они будут в подземельях Экзампея. Но со мной и говорить не станут, — покачал головой Авхафарн. — Я сармат.
— И со мной не станут. Кто я? Лесная ведьма. Хоть и не злая: не учёная, а природная, — вздохнула Милана.
— Они душой-в прошлом: Великая Скифия, цари в золоте, великие города, несметные богатства сколотов-пахарей... Лелеют память о том, чего их предки не сберегли. Ведь они — последний остаток авхатов, что были у пахарей жреческим племенем, — сказал старик.
— Тогда пойду я, — тихо, но решительно сказала Добряна. — Мы, северяне, — от пахарей. У меня в роду сарматов нет. И не ведьма я, а законная царица, и дети мои — потомки сколотских царей.
— Ой, что задумала, подруженька! — всплеснула руками волхвиня. — В Экзампее четыре входа, а стерегут их Солнце, Огонь, Месяц и Вий- смертоносец. А в Виевом входе — семь врат из семи горящих металлов. Сгоришь, и косточек не останется! Давай уж я с тобой, хоть моя лесная волшба тут мало поможет.
— Ты лучше лети с дружинниками. Несите скорее жезлы нашим русальцам. Там ты нужнее. А я понадеюсь на Ладу-матушку.
Жрец внимательно взглянул в глаза царицы и медленно заговорил:
— Да. Душа твоя чиста и тверда. Потому надейся на Мать Мира. Я дам тебе её скифский оберег. Попробуй пройти с ним через вход Огня — юго- западный, или Солнца — юго-восточный. Северо-восточный вход посвящён Месяцу, владыке ночи. Самый трудный — северо-западный, вход Ваю. Вы, венеды, зовёте его Вием или Стрибогом. Тот проход открыт лишь магу, прошедшему семь степеней посвящения.
— А женщине? — спросила царица.
— Я не слышал, чтобы какая-нибудь волхвиня пробовала им пройти. Но... помни: все боги пошли от Матери Мира. И ещё: Экзампей стерегут духи Властимира, Гремислава и Зореслава, павших в бою за святилище. Но они бывают там не всегда. А четвёртый страж — дух Саузарин, жены Сауаспа, погребённой в самом Экзампее. Берегись её, но не бойся, иначе погибнешь, как тот молодой волхв, что вздумал провести три ночи на её могиле. А теперь возьми оберег, и да хранят тебя все Светлые боги!
Он достал из ларца круглый золотой талисман на цепочке и надел на шею царице. На золоте была искусно изображена крылатая богиня с воздетыми к небу руками. Ноги ей заменяли шесть змей с головами грифонов, львов и драконов. Над всем живым в трёх мирах была властна Великая Богиня, породившая творцов Вселенной. Поцеловав древний оберег, царица спрятала его под шубку.
На юго-восток, к Перун-острову, летели над ночной степью одиннадцать соколов и орлица. Черти и ведьмы стремглав улетали прочь, завидев в их лапах резные деревянные жезлы. Эти жезлы со скрытыми в навершиях чародейными травами были оружием русальцев — двенадцати лучших воинов Ардагаста. На Святки и на Купалу, в самые святые и страшные ночи года, русальцы плясали, готовые в любой миг перейти от пляски к бою с нечистью и её слугами.
А на юг из Суботова мчались через лес, через степь сани, сопровождаемые пятью конными дружинниками. Царица сама правила конями. Сердце её невольно сжималось, когда издали доносился волчий вой или уханье совы. До сих пор она жила за мужем, Ларишкой, Вышатой, как за каменной стеной. Не воительница, не волхвиня. Просто хорошая хозяйка, верная и скромная жена, заботливая мать. Это ради таких, как она, совершали они все свои подвиги. И теперь могла бы сидеть дома и молиться за них. Но именно потому, что оказалось — и они не всесильны, и должна была она сделать всё, что могла, и ещё больше, чтобы помочь им выстоять.
Так летите же, кони! Не на край света — всего лишь в середину его, в середину Скифии. Не в проклятое — в святое место. Недаром светит так ярко Месяц-Велес, озаряя безлюдную дорогу среди белых снегов, и не смеют его в эту ночь ни ведьмы скрыть, ни оборотни пожрать.
Дорога вывела на водораздел, к перекрёстку двух древних путей. Здесь, замыкая цепочку курганов, возвышался круглый вал с четырьмя проходами. От каждого прохода, будто клешни, вытягивалось ещё по два вала, а от северо-западного — даже три пары валов, между которыми возвышались четыре пары небольших курганов. Внутри большого вала поднимался высокий курган, где некогда стоял громадный бронзовый котёл, для которого каждый скиф дал по наконечнику стрелы. Экзампей, Святые Пути, сердце Скифии, главное её святилище...
Три века назад сарматы разграбили святыню, перебили её защитников, разломали котёл. С тех пор не приносилось здесь торжественных жертв, ибо не было великих царей, достойных их принести. Сарматские цари не владели Колаксаевыми дарами, у венедов же царей вовсе не было. Лишь уцелевшие жрецы племени авхатов тайно совершали тут свои обряды. Властимир, великий старейшина полян, хотел возродить царство сколотов, но пал вместе с
