заговоры, вздорные и опасные учения. Их глава — Аполлоний из Тианы. Тот самый, что подстрекал Виндекса[3] к мятежу, помог Веспасиану[4] завладеть троном, а теперь наставляет его сынка.
— Проклятые колдуны! — Нерон стиснул кулаки. — Да можно ли противостоять им, а, Левий?
— В одиночку — нельзя, — спокойно ответил Валент. — Но я создал другое средоточие высочайшей магии — Братство Высшего Света. Невежды уже успели окрестить его Братством Тьмы. — Он саркастически усмехнулся. — В Свете и Тьме мы разбираемся получше их. Мы постигли, что этот грязный материальный мир, и сами наши тела, и низшие части души — творение злых и глупых богов, которое невозможно исправить. Добро возможно лишь в царстве духовного Света, превыше всех семи светил. А его достигнут лишь духи избранных — что бы ни творили их тела.
— За что я ценю философию, это за возможность не чувствовать себя скотиной, — глубокомысленно изрёк император.
— Так вот, — продолжил маг. — Ардагаст, то есть Вышата, затеял опасное для Империи дело. Есть три могущественных талисмана — плуг с ярмом, секира и чаша, выкованные на небе из солнечного золота. Некогда они принадлежали царям скифов-пахарей и почитались всеми скифами. Чашей Ардагаст с Вышатой уже завладели. А плуг и секира — в пещере у порогов Борисфена[5]. Если все три талисмана достанутся росам — их царство станет не слабее царства скифов, одолевших Дария Персидского.
Рубрий ударил кулаком по столу:
— Одного моего легиона хватило бы на всё это Ардагастово царство! Если бы Империей правили не Флавии, которые боятся хоть кого-то завоевать...
— Вот поэтому Ардагаст с дружиной и отправился преспокойно к истокам реки Ра[6] за ключом к той пещере — золотой стрелой Абариса, великого солнечного мага. А эта стрела опасна... очень опасна. — Валент улыбнулся с видом факира, играющего с коброй. — Ею некогда завладел Пифагор. И принялся создавать общины, где имуществом владели все вместе, будто дикие венеды или финны. Вот соблазн черни, мечтающей о Царстве Солнца на земле!
— А ведь это солнечное золото пригодилось бы Риму больше, чем варварам, — почесал жирный подбородок Нерон.
— Вряд ли. Оно приносит процветание и силу лишь праведному царству.
— Тогда оно точно не для Рима! — расхохотался император. — И вообще не для этого мира.
— И кто решает за людей, что праведно для них? Семеро глупых богов, каждый по-своему. Один из них — Солнце, Аполлон Гиперборейский. Это он шлёт в мир опасные золотые игрушки, морочит людей Огненной Правдой и Путём Солнца.
— Так сможет ли всё ваше Братство Высшего Света сопротивляться ему — богу? — с дрожью в голосе произнёс Нерон.
— Сможет! — Лицо Валента приобрело хищное выражение, он вытянул вперёд пальцы, унизанные перстнями. — Мудрый может подчинить себе магические силы всех семи светил, не связывая себя их законами.
Вот они, эти силы, — в семи перстнях, прозванных невеждами Перстнями Зла! И все они послужат тебе, мой господин и бог, и твоей Империи!
Лицо Нерона сияло самодовольством. Он чувствовал себя владыкой — не таким, каким был, а каким собирался стать: подобным царям-богам Востока.
— А Ардагасту я мешать не буду. Пока что. Пусть достигнет Рипейских гор, одолеет свирепых грифонов и одноглазых аримаспов — стрела всё равно достанется не ему, а другому. Тоже варвару, только более глупому, алчному и властолюбивому. А я позабочусь о том, чтобы золотые дары вызвали в Сарматии лишь новые усобицы.
В глубине лесов, раскинувшихся за Pa-рекой, на поляне сидели у костра угрюмые воины с чёрными медвежьими шкурами на плечах. Среди них выделялись двое самых могучих. У одного из штанин торчали когтистые медвежьи лапы, второй же выше пояса был самым настоящим медведем, а ниже — человеком. Этих воинов звали Чёрными Медведями и «защитниками леса», а возглавляли их полумедведи — братья Шумила и Бурмила Медведичи. Разбойная эта дружина нещадно мстила росам и всем, признавшим власть росов.
Глаза воинов были устремлены на красивую пышнотелую женщину, лежавшую неподвижно, будто покойница, на ложе из еловых лап. То была сестра Медведицей — колдунья Лаума. Вернее, её тело. Дух же улетел далеко — к удмуртским злым колдунам.
— Загулялся что-то сестричкин дух. Может, не будем ждать да ударим сейчас на Ардагаста? Ночью самое время, — вполголоса спросил брата медвежьеголовый Бурмила.
— Подпалит он тебе шерсть и морду солнечной чашей, так будешь знать, когда ударять... У него теперь людей больше, а стан ночью стерегут волколаки-нуры или Шишок, царский леший.
Вдруг на толстую ветку дуба, нависавшую над поляной, опустились две крупные птицы — ворон и филин. Громко и противно прокричали, а Лаума тут же открыла глаза, приподнялась, потянулась.
— Заждались, братики? Далеко летать пришлось. Удмуртские ведуны слабоваты, и народ их не любит, а волхвы-шаманы со мной дела иметь не хотят, хоть и сами Кереметю-Чернобогу служат. Я и полетела к Саудеву, главному чёрному шаману аргиппеев. Ох и колдун, под стать нашему батюшке Чернобору! И мужик какой! Попасть бы к нему уже в теле... — Она встала, привела в порядок распущенные волосы. — Я по-удмуртски не говорю, так он дал
