— Росы, вперёд! Слава!
Никто не подумал ни о том, что он — вовсе не из сарматского племени росов, ни о том, что не пристало воинам медвежьего рода воевать с родовыми зверями. Выставив копья, ратники погнали коней вперёд. Загудели тетивы амазонок. Прямо перед Вишвамитрой встал на дыбы громадный белый медведь. Волосатый всадник, крепко обхватив его ногами, взмахнул дубиной. Древко копья переломилось. В следующий миг на индийца и его коня обрушилась двойная косматая громада. Конь был разом повален наземь и растерзан страшными когтями. Кшатрия спас от них только панцирь индийской стали.
Новый удар дубины размозжил бы голову Вишвамитре прежде, чем тот успел выбраться из-под конской туши. Но тут в руку и грудь великану впились две стрелы. Следом на него вихрем налетела Ардагунда. Её пышные золотые волосы развевались, в руке блестел меч. С первого же удара клинок застрял в дереве, столкнувшись с дубиной, и был вывернут из руки воительницы. Но в другой её руке уже оказался боевой топор. С удивительной ловкостью уклоняясь от ударов, она рассекла этой небольшой, но острой и прочной секирой руку великана. В это время кшатрий сумел выбраться из-под коня и обрушил удар своего двуручного меча на волосатое туловище сюдбя. Индийский клинок прорубил броню мускулов, достав до сердца, и человек-зверь с развороченной грудью свалился с медведя. Тот, почувствовав гибель хозяина, оторвался наконец от коня и снова встал на дыбы. Быстрым ударом Вишвамитра вонзил ему меч в грудь. Пластины панциря затрещали под могучими лапами, но мышцы индийца выдержали медвежьи объятия. А секира Ардагунды врубилась в голову зверя.
— Какая шуба выйдет! У нас такого меха и не видели! — сказала амазонка, восхищённо глядя на поверженного белого медведя.
— Мы не можем брать добычи, — напомнил кшатрий.
— Ну да... Тогда добудешь мне такого же у Ледяного моря. Не в бою, а на охоте. Они ведь там водятся?
Индиец окинул взглядом поле боя. Медведи и их всадники почти все лежали на земле, пронзённые копьями, изрубленные мечами, утыканные стрелами. Конники рубились с Чёрными Медведями, и тем, имевшим по большей части кожаные, а не железные панцири, приходилось туго. Но сзади уже подбиралось, словно стая волков к могучему лосю, кое-как вооружённое полчище. Вскочив на поданного кем-то коня, Вишвамитра развернул задних всадников лицом к новому врагу. Незнаемые, хлынувшие скопом, напоролись на копья и мечи.
Люто наседали на «защитников» и нечисть оборотни Волха. Рвали клыками врагов волки, насаживали на рога, швыряли оземь, топтали копытами могучие туры. И нещаднее всех сеял смерть казавшийся неуязвимым Седой Волк.
Вскоре и Чёрные Медведи не выдержали натиска. По приказу Шумилы они повернули коней и скрылись в глубине леса, сопровождаемые бранью Яг- морта и незнаемых. «Защитники леса» слишком любили родные днепровские леса, чтобы погибнуть всем до одного в бескрайнем чужом бору на краю света, даже в бою с ненавистными росами. Тем более, что бились тут друг с другом не так росы, как другие, вовсе не ведомые на Днепре племена. А больше всего «защитники» любили самих себя. Слава? Её сегодня им и так хватило. Вон Бурмила оглушил палицей самого Кудыма. Добыча? До неё ли, когда неизвестно, выберется ли кто-то из них живым из такого невиданного в лесу побоища?
Вслед за братьями и их дружиной летела сорока-Лаума. Сегодня ей не удалось наворожить ничего, даже глаз врагам отвести. Больно сильные колдуны у них: златоклювый ворон и ещё какой-то низенький, вроде сииртя. Ещё немного, и оборотили бы её из сороки в крысу, да так, что самой не расколдоваться.
А в лесу кипел ратный труд, тяжёлый и кровавый. Будто в страшном сне, наседали на росов, пермяков, манжар всевозможные уроды: волосатые, собакоголовые, вовсе безголовые, с лицами на груди, со ртами на темени... Рядом с ними бились лешие, уцелевшие сюдбя, дикие люди — сородичи Яг- морта. А ещё — заросшие, оборванные люди самого дикого, разбойного вида. Сразу видно — те, кто или бежал, или был изгнан из племени и в дебрях вконец озверел. На смену убитым лезли новые враги, такие же яростные, злобные и уродливые. Рёв, вой, крики неумолчно били в уши. Казалось, вокруг был не приуральский лес, а само бесовское пекло. Громко ревел Яг-морт, размахивая увесистым еловым стволом и не так сражаясь, как подгоняя им своих. Расчёт его был прост: задавить небольшой отряд росов числом, завалить его трупами.
На бешеный гвалт полчища воины отвечали крепкой венедской бранью. Пермяки и манжары прослышали от росов, что отваживать нечисть лучше всего, ругая её по матери — прародительнице всего зла, Яге-Йоме. Не ругались лишь поляницы, дабы не согрешить против Матери Мира.
Немало воинов Вишвамитры пало, но ни один не дрогнул, не ускакал. И натиск орды стал слабеть. Первыми погибли самые завзятые, лучше всех вооружённые, рвавшиеся вперёд. Остальным трудно было устоять против железа с дубьём, кремнёвыми и деревянными копьями, каменными и медными топорами. Каменные и костяные стрелы ломались о железные доспехи. Подземные воины уже не так бились с «железными людьми», как шумели и размахивали оружием. Наконец скопище не выдержало и побежало по протоптанным земляными быками тропам в сторону Подчерья.
Неожиданно с неба донёсся громкий злобный клёкот. С запада летел огромный чёрный коршун. Зловещая птица опускалась всё ниже. Уже видны были горящие глаза, пламя, вырывавшееся из ктюва, человеческая фигурка на её спине. То примчалась на мысленный зов Яг-морта лесная ведьма Сизью.
— Ну, держитесь, зыряне! Коршун Йомы! — вызывающе крикнул Лунг-отыр.
Крылья птицы издавали гром. Из клюва с грохотом вырвался сноп молний, сбил верхушки нескольких елей. Приободрившееся скопище радостно заорало, завыло. А в сердцах пермяков встал древний ужас. Вспомнились предания о двух братьях, предках коми, бежавших на запад от страшной птицы, из одного пера которой вырос неприступный Урал, из другого — широкая Кама. Куда бежать? Обратно на восток? Где укроешься от огненных стрел, что вот-вот ударят сверху?
