Оба эллина пристыженно опустили головы. То, чему учили и не могли научить жителей юга мудрейшие из философов, для дикого и бедного северного племени было так же естественно, как дышать воздухом.
— Какой великий мудрец научил вас столь справедливым законам? — спросил Хилиарх.
Або перевёл его вопрос. Старейшины отвечали вразнобой, потом шаман сказал:
— Каждый из них назвал предка своего рода. А ещё — Нума, отца всех людей. А вас разве Нга создал, не Нум? Столько всего знаете, умеете, одного не можете — жить так, чтобы зла друг другу не делать.
Взгляд Хилиарха остановился на знаке Солнца, вытатуированном на груди Або. Такие же знаки были на теле у других сииртя, на бубнах шаманов. Внезапная догадка вспыхнула в мозгу эллина.
— Не вы ли гипербореи, блаженный народ, любимый Солнцем?
— Наверное, мы, — простовато усмехнулся Або. — Севернее нас никто не живёт. К северу от Священного острова ещё два острова есть. Там людей нет, ледники и летом не тают. А дальше на север — только море и льды, даже шаманы туда не летают.
— Говорят, будто у вас полгода ночь, а полгода день...
— Это там, на севере. А здесь солнце зимой целый месяц не восходит, летом целый месяц не заходит. Если летом много охотился, зимой сиди себе в тепле, песни пой, сказки слушай, из моржовых клыков красивые вещи вырезай. Снаружи пурга, темно, холодно, злые духи воют, а в дом забраться не могут.
— У нас думают, что в Гиперборее тепло, а непогоды вовсе не бывает.
— Кто здесь не был, много чего говорит. Я ваш язык немного знаю.
Что, не похоже на нас, а? Лодыри придумали, что у нас работать не надо. Такого и на том свете не бывает, не то что у сииртя.
Або довольно рассмеялся, сощурив и без того узкие глаза. А у греков глаза, наоборот, расширились. Гиперборейский шаман цитировал Пиндара, без ошибок и почти без акцента! Харикл спросил вовсе невпопад:
— Говорят, вы жертвуете Солнцу ослов и из всех народов лишь вам дозволена такая жертва?
— Почему только нам? Найдёшь здесь осла — принеси его в жертву. Только не двуногого.
Послышались смешки. Греки были ещё более озадачены. Шаман знал не только об ослах, но даже о славе, которой те пользуются. Общался ли он с какими-то греками, приходившими с товаром к пермякам? Или сам бывал на юге?
— Верно ли, что у вас старики добровольно умирают, когда пресытятся блаженной жизнью? — спросил Хилиарх.
— Верно. Здоровья нет, силы нет, ум ослабел — зачем зря род объедать? Особенно в голодный год. Какая тогда от жизни радость?
— А если старик не торопится умирать?..
— Когда умирать человеку — только он решает и Нум. Никто не смеет сказать старику: «Подыхай скорее, кормить тебя не хотим». А сам захочет уйти к предкам — с почестями провожают. Для рода жить, для рода умереть — что может быть лучше для человека?
Хилиарх склонил голову на руки. Не разочарование — светлая грусть опустилась на душу, окутав её лёгкими белыми крыльями. Блаженная Гиперборея всё-таки существовала. Но как не похожа она была на мечту о ней, мечту людей, задавленных тяжким трудом и несправедливостью до того, что самый труд стал казаться несчастьем. Он бежал из городов, полных зла и роскоши, к варварам и был счастлив среди них. Но всё равно каждый год ездил в Ольвию или Пантикапей: купить то, чего варвары делать не умели, побывать в театре, послушать заезжих философов, поговорить со Стратоником, книгочеем и сочинителем учёных книг. Сколько мудрецов осуждали города — и не могли с ними расстаться! Даже Диоген... Спрятался в бочку, но бочка-то стояла в
