отшатнулись друг от друга. На лицах проявилась брезгливость пополам с недоумением, в глазах мерцало: да ни за что! Хотя быстро сообразили, что сейчас можно и послушных сыграть, а позже учитель оттает, размякнет…
«А вот шиш вам!» – мстительно подумал Ирн. Сотворил миниатюрный пространственный тоннель и нащупал давненько подзабытые метки, вытащил из лаборатории четыре грубых стальных браслета, бросил на траву.
– Что это? – вырвалось у кого-то из учеников.
– Подарки, – неприятно усмехнулся чародей. – На каждого по штуке… Надеть!
В последнее слово добавил самую малость внушения, отчего и Стерн и Вагни дернулись, торопливо схватили по наручнику и защелкнули на запястьях. И лишь потом очнулись, посмотрели на железки как на змей.
– Зачем? – рискнул спросить чернобородый гном.
– Для укрепления взаимопонимания, – охотно объяснил Птиц. – Снять невозможно, и не пытайтесь, рубить руки тоже не советую. Если попытаетесь отойти друг от друга дальше, чем на десять-пятнадцать шагов, будет о-о-очень больно. А если один умрет, погибнет и второй.
Судя по побледневшим физиономиям, до них начало доходить. Коротышка молчал, переваривая услышанное. Парень хватал ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. С трудом обрел дар речи и гневно воскликнул:
– Но я не хочу!
– А разве я спрашивал, чего ты хочешь? Не мытьем, так катаньем, но работать вместе научитесь. Я не желаю видеть, как мои ученики рвут глотки однокашникам.
– Учитель…
– Пошли вон.
Пробрало. Студенты, сбежавшиеся со всех концов поляны, попятились в испуге, а Стерна и Вагни как ветром сдуло. На лицах оставшихся читалась уйма выражений – от настороженности до неприкрытого ужаса. Но Ирну… или точнее Мгиру, что ненадолго вернулся из тьмы забытья, было наплевать. Стерпят, сделают выводы.
Вообще-то в старом Ордене применялись наказания и пожестче. За мелкие оплошности пороли розгами, неуспеваемость и лень лечили прививанием маний, отчего аколиты зубрили предметы до упаду, не имея возможности остановиться. А за серьезные провинности могли и в какую-то тварь превратить, заставить служить в образе пса или коня. Убийц и воров либо сжигали на месте, либо изымали души и заточали в темницах артефактов, попутно заставляя делиться энергией…
«Иные времена, иные нравы, – напомнил себе Птиц. – Как бы ни плевали в сторону Мрона, его эксперимент кое-что изменил к лучшему. И хорошо, что нашелся альтернативный способ урезонить зубастых щенков».
С браслетами повезло. Думать не думал, когда изготавливал, что придется применять. Работал над Гасителями Дара для Шеда, в процессе испортил несколько заготовок. А потом, поддавшись приступу домовитости, переделал битые контуры в нечто сходное. Ну, и забросил за ненадобностью в груду таких же артефактов-безделушек, благополучно забыл.
Вот и пригодились.
Мысль оборвалась, когда взгляд упал на удерживаемых товарищами скандалистов. Дьярви успел остыть. Смотрел исподлобья, щерил зубы, но уже не пытался вырваться. Каким бы ни был забиякой оставался воином, солдатом. А вот Грин с заплывшим глазом, ссадиной на щеке и кровоточащим носом выглядел жалко, но раскаиваться не собирался. Обращался к ядру, создавал новые атакующие плетения, сжигая взглядом низкорослого противника.
Долго это продолжаться не могло, ведь мальчишка тратил энергию. И когда выдохся, медленно повернул голову к наставнику. Иступленное бешенство в зрачках уступило растерянности… и тут же вспыхнуло вновь.
– Я не надену эту штуку.
– Тебе придется.
– Нет! – внезапно вскричал Сворл, дернулся и сумел отпихнуть одного из товарищей, второму поставил подножку и бросил на третьего. Конвоиры потеряли равновесие и попадали вповалку, а парень вывернулся, разбежался и рыбкой влетел в кусты, растаял в туманной пелене.
Тьма! Так и пожалеть недолго, что позволил демону обучать детишек ратному искусству.
На языке вертелась очередная порция брани, но вместе с тем чародей испытал и новый приступ усталости. Он пытался делать по-настоящему мудрых магов, проводил через испытания… да, порой жестокие, несправедливые, но всегда разъяснял, отчего так поступает, просил прощения. Вот только кто-то понял, а кто-то лишь сделал вид, замкнувшись на своих обидах, страхах, страстях.
Почему там, где один закаляется, другой рассыпается в пыль? Почему кто-то обретает опыт, учится понимать и прощать, а кто-то напротив, озлобляется?
Птиц не знал. Но с обескураживающей ясностью понимал иное – способ Мгира оказался слишком примитивным, однобоким и устаревшим. Сотню лет назад, когда жизнь ценилась не дороже моченого яблока, метод бы считался приемлемым. Потерять большую часть, но поднять к вершинам меньшую. С другой стороны сейчас иная эпоха, сейчас нельзя разбрасываться никем. А люди хоть и одинаковы, но таки разные. К каждому необходимо подбирать свой
